Это была своеобразная речь, но Дэвид уже привык, что персонажи его снов изъясняются загадками. — Я не понимаю, — буркнул он.
— Думаю, он имеет в виду, что он — все, что осталось от Махалалела, — осторожно предположил Харкендер. — И та сущность, что прежде была ангелом — младшим из ангелов — решила воплотиться, став только материальной, не более. Похоже, Джейсон Стерлинг не так уж и заблуждался насчет этого. — В его голосе сквозило неодобрение.
Дэвид все еще не понимал, но не стал произносить этого вслух. «Концентрируйся на приятности внутреннего ощущения, — посоветовал он самому себе. — Это хороший сон. Он может доставить истинное удовольствие. Ты выполнил свою задачу по быстрой концентрации и сделал верную догадку; теперь расслабься, и пусть себе эти образы проходят мимо».
— Выбор был сделан под давлением необходимости, — загадочно продолжал Махалалел. — Я долгое время изучал людей, но так и не научился любить их. Зато слишком хорошо узнал, как близок я к исчезновению. В конфликте ангелов нет никаких правил, а, следовательно, никаких стратегий, согласно которым слабый может победить сильного. Несмотря на твой скептицизм, Джейкоб — за который я тебе благодарен — для всех нас есть более предпочтительная альтернатива.
— Все ангелы стали людьми? — недоверчиво произнес Дэвид. — «Это, и вправду, сон! — подумал он. — Исполнение желаний!»
Махалалел слабо улыбнулся. — Конечно, нет, — ответил он. — Я имею в виду, всех нас . Все остатки человечества. Джейкоб сыграл роль в оракуле слишком хорошо, чтобы соблазнить моих собратьев. Я рад — если бы хоть один последовал моему примеру, это уже не было бы побегом.
— Не такого конца я ожидал, — горестно изрек Харкендер.
— Конечно, нет, — отозвался Махалалел. — Ты ожидал совершенно другого конца, по крайней мере, для себя самого — но такое было невозможно. Дэвид доказал это. Он объяснит тебе, если ты потрудишься выслушать.
Харкендер, ясное дело, не стал слушать, по крайней мере, сейчас. Дэвид не жалел об этом, потому что не верил, что может дать разумное объяснение. — Ты выбрал воплотиться? — спросил он. — Воплотиться в человеческом облике? Именно поэтому ангелов привлекали человеческие дела? Чтобы решить, изменить ли облик, уподобившись нам?
— Вовсе нет, — отвечал Махалалел, отвернувшись от Харкендера, чтобы посмотреть в глаза Дэвиду. — Изначальная цель оракула более чем банальна. Таким путем мы пытались понять самих себя, а также возможности, которые открывает нам будущее — а это, без сомнения, одно и то же. Ты сыграл свою роль так же отлично, как и Джейкоб, Дэвид, а Анатоль послужил тебе отличным противовесом в области фантазии и воображения. У тебя великолепное чувство красоты, и оно направляло твое зрение. Сомневаюсь, что мы могли сделать лучший выбор. У нас проблемы с памятью, как ты теперь понимаешь. Мои соперники скоро все позабудут. Они больше не будут ангелами — будут тем, кем являются на самом деле , и останутся ими.
— Тогда зачем все это? — Дэвид пытался нащупать скрытую нить беседы. — Если твои компаньоны забудут все, чему научились, как только перестанут паразитировать на нашем эфемерном интеллекте, что это даст?
— Вы обрели признательность ангела, — сказал Махалалел. — И не стоит списывать это со счетов, как бы ни пришлось пострадать в процессе обретения этой признательности.
— Мы помогли тебе проделать лазейку и избежать бесконечной войны, — сказал Харкендер. — И ты изящно спрятал нас, чтобы мы могли насладиться этой признательностью. Может, это и не признательность, а просто страх одиночества?
— Бесконечной войны нам не избежать, — кротко ответил Махалалел. — Она везде: это и есть само существование. Мы можем объявлять себя выбывшими из битвы, можем прятаться, но она идет, независимо от нашего участия, и выживания нам никто не гарантирует. Силы, вышедшие из-под контроля, могут в любой момент уничтожить нас. И для существ, объявивших себя ангелами, это точно так же имеет значение. Это урок, которому вы их так мастерски научили — или заставили вспомнить. Их миры, их сущности могут быть уничтожены так же легко, как и планета, где прежде обитали люди.
Последние слова, произнесенные так буднично, напомнили Дэвиду о первом вопросе, посетившем его после пробуждения ото сна, и ответ на него мог быть просто ужасен, если бы все это оказалось реальностью.
— Какой сейчас год? — спросил он. — В какую эру, как ты пытаешься изобразить, ты разбудил нас?
Спокойствие Махалалела казалось презрительным само по себе, хотя в глазах не проглядывал зловещий огонек, и голос звучал вполне мирно.
— Строить предположения незачем. Это не сон, Дэвид. Это реальное место, существующее в материальном мире, а не призрачная планета на границе сознания, вроде иронического Ада Зелофелона или фальшивого Рая Гекаты. С этого момента, Дэвид, не будет больше волшебных снов чудесных возвращений в мир материи. Все здесь реально.
Дэвид смотрел на свое призрачное отражение в окне. Даже от этого легкого движения тело завибрировало. Реально? Разве не жаждет самый бредовый вымысел наших снов утвердить свою реальность?
— Отлично, — сказал он, не особенно пытаясь скрыть свою неискренность. — Задам вопрос иначе. Что это за год, когда ты был столь любезен разбудить нас?
Махалалел улыбнулся, мгновенно уловив иронию в уловке Дэвида. — Будь здесь другие люди, чтобы посчитать, они бы объявили, что нынче тридцать четвертое столетие после предполагаемого рождения другого воплотившегося ангела. Оракул, в котором вы недавно приняли участие, в отличие от первого, тянулся более тысячи лет. Ангелы ограничены во времени, как и вы, и их исследования занимают определенный отрезок времени. Вся жизнь на Земле исчезла, увы, кроме маленького островка, и именно он предоставил нам убежище. Человеческая история, впрочем, еще не завершена, и нам предстоит развивать ее.
— Вся жизнь на Земле исчезла, говоришь? — с вызовом спросил Харкендер.
— Вся, — подтвердил Махалалел. — Человечество, подобно другим видам, уничтожено войной, которая, наконец, уничтожила все войны, и тысячи видов, переживших ее, истреблены через несколько сотен лет, когда земля столкнулась с огромным астероидом. Столкновение раскололо кору планеты, на поверхность вырвалась раскаленная магма, сделавшая биосферу стерильной. В настоящее время мир — лишь куча золы. Пройдет миллиард лет, и он снова будет засеян, обновится, но уже не для нас.
— Нет? — с сарказмом спросил Дэвид. — Разве мы больше не бессмертны?
Махалалел отнесся к вопросу весьма серьезно. — Бессмертие вервольфов и некое чудо, делавшее возможной вашу реинкарнацию, более не существует. Когда ангелы были повсюду, не составляло особенного труда строить мосты между умами или сохранять сознания, когда тела разрушены или сгорели, пока они не восстановятся, но последний из этих мостов ныне разрушен. Мы втроем и все остальные сохранили своего рода устойчивость к смерти, что означает: наш тела не подвержены старению и болезням, но нас можно уничтожить. Если вы или я, к несчастью, умрем здесь, никто из дружественно настроенных ангелов не окажется под рукой, чтобы вернуть нас из мертвых. Теперь мы должны быть осторожны. В случае удачи, можем прожить очень долго, но не вечно.
— А куда исчезли ангелы? — спросил Дэвид, хотя заранее знал, что вопрос дурацкий.
— Вопрос не в том, куда. Ты знаешь, что им приходится делать, дабы избежать разрушения, ибо именно ты объяснил это нам. Конфликт продолжается. Наше нынешнее окружение не остается постоянным, неважно, что сейчас оно выглядит спокойным. Но нам твердо обещано, что этот маленький атом останется нетронутым на нейтральной полосе. Когда битва здесь закончится, у нас будет достаточно времени позволить себе нечто большее, после этой скромности, хотя война будет продолжаться вечно.
Когда Махалалел произнес «наше нынешнее окружение», он поднес руку к окну, указывая на звезды, заполнившие все пространство. Дэвид взглянул, напомнив себе, как обманчивы подобные изображения. Свет, идущий от ближайшей звезды, находится в пути годы, а тот, что дошел от самой тусклой туманности, начал двигаться на заре времен. Спокойствие и постоянство картины звездного неба лишь подтверждали слабость и необъективность его человеческого зрения.