Выбрать главу

Она осторожно подошла к окну, стараясь не наткнуться на еще что-либо. Из глубины города доносилось умное урчание механизмов, возившихся в снегу. Мощные голубоватые лампы над провалом Второй Авеню освещали снежную пустоту и единственную человеческую фигуру, подпирающую стену. Одноклеточная с ужасом узнала идиота из метро.

2

Она вела дневник. Дневник – это слово было и слишком большим, и слишком малым – просто жалкие попытки записать невыразимое. Дневник мерцал, но не как звезда, а как прерывистое дыхание тяжелобольного – вот, кажется, уже ничего нет и быть не может, и вдруг в тишину врывается еще один отчаянный всхлип. Дневник начался еще в розовые годы детства, память о которых уже растаяла, как старое мороженое, и после возобновлялся не менее десяти раз. Каждый раз Одноклеточная записывала все что могла, и, внутренне исчерпавшись и отчаявшись, навсегда прятала заветную тетрадь. Но проходили годы и «навсегда» теряло свою зловещую значительность. Тогда все начиналось снова. Эти циклы были неизбежны, потому что Одноклеточная относилась к тем редким людям, которые могут видеть то, чего никто не видит (каждый из них видит свое), и знают то, чего никто другой не знает. Однако, она не умела выразить ничего из того, что видела или знала.

Она задумалась, глядя на громадную, в полокна, сосульку. Кожа сосульки была бугристой, как кожа бронтозавра, а бронтозавра Одноклеточная представляла себе в виде десятитысячекратно увеличенной земляной жабы (может быть, реминисценция из детского Конандойля). Преломляя зеленый свет лампы, сосулька превращала его в светло-сиреневый, бархатный и нежный цвет только что распустившегося микроскопического цветка сирени – в цвет самой потаенной глубины этого цветка. Она никогда не смогла бы выразить это словами. Были и множества других, видимых ей, призраков, которые всегда медленно умирали, пронзенные неосторожным словом, – например? Например – вечер с последним приступом мороза, когда воздух стал стеклянным и вморозил в себя неподвижность окружающей темноты и бликов; она шла, оставаясь неподвижной (любое движение обжигало холодом) и казалось, что то же самое чувствуют деревья вдоль аллеи – от этого деревья становились несчастными и дружественными ей существами; потом провыли две пожарные машины, прожигая предельную фиолетовость еще более фиолетовыми вспышками; тогда деревья вдруг ожили и упали на снег примерзающими тенями; тени сдвигались рывками и снова примерзали, а цвет их был уже ультрафиолетовым; потом мигалки пронеслись вперед и из огней осталась единственная звезда, вплетенная в ветви (низкие и грязные пятна окон не в счет). Увидев звезду, Одноклеточная остановилась и выдохнула пар, и звезда в облаке пара вырастила сначала четыре, потом шесть, потом снова четыре луча. И все это было невыразимо.

Она начала писать.

«Сегодня случилось два случая. Но про второй я писать не буду. Первый.»