…Я любила и ненавидела осень. Любила за короткое, завораживающее очарование и буйство красок, за конец ненавистного лета, за приближение долгожданной зимы. И ненавидела за всё остальное. За голые уродливые деревья, за жухлую траву, за первый робкий снег, превращающийся в омерзительную грязь едва коснувшись земли. За промозглые серые дни, когда тоска пробиралась в душу, давила на грудь и тянула к горлу костлявые, холодные пальцы. А после смерти брата добавился еще один повод ненавидеть осень.
Постепенно все вокруг смирились и приняли как данность — я больше не праздную свой день рождения. Вообще. А значит, нет необходимости звонить мне с поздравлениями, слать открытки и смски, покупать подарки, устраивать сюрпризы и вечеринки. Только настырный Логан по традиции, начатой им ещё на моё шестнадцатилетие, продолжал упрямо из года в год присылать мне букет бордовых роз. Каждый раз на одну больше.
В этом году Логан превзошёл самого себя. Откуда-то узнав про мой отпуск, позаботился о доставке заранее. И ещё вчера днём посыльный притащил ко мне в офис охапку из тридцати трёх роз, дав повод коллегам лукаво улыбаться и перешёптываться. Слава богу, они понятия не имели о предстоящем уикенде в Квебеке с ещё одним упрямцем, нежелавшим слушать мои объяснения. Ридж твердил как попугай, что отказываясь праздновать день своего рождения, человек гневит Мироздание, потому что тем самым ставит под сомнение важность собственного появления на свет.
И я устала спорить.
А теперь мы вдвоём с Риджем неслись по скоростной магистрали, утопающей в разноцветных красках осени, через всю Онтарио на восток — в Квебек. Стоило пересечь границы провинций, как надписи и знаки сменились французскими названиями. Я хоть и знала этот язык ещё со школы, но почти не использовала: в Альберте, несмотря на высокий процент франкоговорящего населения, французская речь была редкостью. В Торонто — ещё реже. Иногда по работе сталкивалась с документами на французском, всё ещё отлично понимала смысл, бегло читала, да и писала почти без ошибок, но почти не говорила на нём, потому что жутко стеснялась акцента.
Как ни странно, так далеко от дома в родной стране за всю свою жизнь я ещё не забиралась. Сумбурную поездку в Юкон по делам матери очень давно, где-то за год до рождения Дэни, можно вообще не считать. Я почти ничего не запомнила, кроме скучного, бесцветного номера отеля, в котором просидела с братом и Эми перед телевизором весь день, а вечером мы улетели обратно. От Рождественских каникул в детстве в Канкуне, куда на две недели отправились всей семьёй вместе с Майком, Логаном, годовалым карапузом Лиамом и их родителями, осталось и то больше воспоминаний, несмотря на то, что мне тогда было лет семь.
Ридж не переставал удивлять. Сначала тем, что вообще организовал эту поездку и предпочёл долгое путешествие на машине паре часов полёта из Торонто в Квебек. Теперь, как выяснилось, он не только прекрасно владел французским, непринуждённо и абсолютно без акцента болтая с официантом первого «Тим Хортонса», встретившегося нам во франкоговорящей провинции, но и родился вовсе не в пригороде Торонто, как я наивно считала, а недалеко от бывшей столицы Новой Франции. Его мать умерла много лет назад, отец перебрался в Леви, купил домик прямо на набережной Св. Лаврентия с видом на реку и Квебек-сити. Вот к нему мы и направлялись сейчас. По крайней мере, именно это только что сообщил официанту радостный Ридж.
— Почему ты не предупредил, что мы заедем в гости к твоему отцу? — спросила я, забирая стакан с кофе и бумажный пакетик с черничным кексом.
— Твой французский гораздо лучше, чем я думал, — улыбнулся приятель. Кивнул на свободный столик у окна, прямо у входа. Продолжил, возвращаясь на английский: — Потому что еле уговорил тебя поехать. Представляешь свою реакцию, если бы я сказал, что собираюсь навестить отца вместе с тобой?
Я благоразумно промолчала, понимая, что Ридж прав. Пряча ухмылку, села и с наслаждением вдохнула сводящий с ума аромат свежей сдобы и кофе.
— А теперь возражать глупо и бессмысленно, — Ридж опустился на стул напротив меня. — Ты в моей власти.
— Не будь так уверен. Я всё ещё могу от тебя сбежать и вернуться в Торонто.
— Ладно. Тогда придётся тебя связать. Или приковать к себе наручниками. Нет. Лучше сразу запихну тебя в багажник. На всякий случай, — без тени улыбки бросил Ридж, с преувеличенным вниманием изучая купленный сэндвич с ветчиной. — Не хочу, чтобы ты нарушала мои планы. Я ведь всё продумал до мелочей.
— Неужели? Меня ждут ещё сюрпризы?
— Ну, — он встретился со мной хитрым взглядом. — Пообедаем у папы. Он, кстати, очень милый и воспитанный старикан. А ещё готовит потрясающий путин. Настоящий, квебекский. Объедение! — друг красноречиво причмокнул. — Потом на пароме переберёмся на другой берег. И, вуаля, мы в Квебек-сити. Я специально заказал гостиницу прямо в Старом городе, чтобы не тратить время на разъезды.
— Очень надеюсь, что не «Шато-Фронтенак».
— Нет, — рассмеялся Ридж. — Мои доходы несколько скромнее. Но наш отель тоже чудесный. Тебе понравится.
— Даже не сомневаюсь.
— Погуляем по Королевской площади, там же поужинаем, вернёмся в отель, а с утра отправимся на прогулку по городу. Надеюсь, ты взяла удобную обувь, потому что ходить нам придётся долго. Набережная Губернаторов, поля Абраама, Университетский квартал… А послезавтра — водопад Монморанси…
— Я даже приблизительно не представляла, что нам придётся столько ходить. Но ты вовсе не преувеличивал. Так что под вечер я почти не чувствовала ног и мечтала только добраться до номера, чтобы запихать себя в ванну. А ты продолжал водить меня по музеям, и я тихо ненавидела все эти улицы, парки и мощённые тротуары.
— Почему ты ничего мне не сказала? — Ридж удивлённо вскидывает брови. — Мы могли вернуться в отель. Ты бы переоделась. Или что-нибудь купили бы в городе… удобное.
— Мне было стыдно, — пожимаю плечами. — Ты так старался, готовился. Я тоже хотела тебя удивить. Соответствовать духу прогулки. Вот и вырядилась. Новое платье, плащ и сапоги.
— Ты ненормальная, знаешь? — усмехается он.
— Угу. Ты говорил. Неоднократно. А в эти выходные я с лихвой доказала, насколько ты прав.
И снова тягостная пауза. Я мысленно начинаю отсчёт, решая, что если Ридж так ничего и не скажет, на «пять» я просто предложу отвезти его в отель и оставлю всё как есть. Подробности прошлого, объяснения если и будут, то гораздо позже.
— Ты тоже прости меня, — раньше, чем счёт доходит до трёх, говорит Ридж. Угрюмо трясет головой. — Получилось глупо и… Не знаю, что на меня нашло. Ты права, надо было дождаться тебя, а не везти сюда твой чемодан. Но я волновался. Когда Дэниз сказала, что едет к вам, решил, что обязан тебя увидеть. А потом явилась полиция, и я… Просто болван, — он разводит руками, встречаясь со мной взглядом. — Прости.
— Ты прости. Я не должна была срываться и кричать на тебя. Мне, вообще, надо было сразу всё рассказать. Или хотя бы часть. Чтобы ты не фантазировал того… чего не существует.
— Почему Логан называет тебя заразой? — вдруг интересуется Ридж.
Ладно. Откуда-то начинать всё равно нужно.
— В пять лет я подцепила ветрянку. Сразу же выяснилось, что никто из моей семьи ей не болел. Брэдли и его родители — тоже. Только Райан, отец Майка. В общем, мама попыталась меня изолировать, но я каким-то образом успела заразить Майка, а Ирэн… это его мама. Она вот-вот должна была родить и тоже не болела ветрянкой. Тогда Райан накупил продуктов и увёз нас с Майком на месяц из города сюда в охотничий домик. Раньше родители Логана жили по соседству с нами, не здесь. Вот мы втроём и торчали тут на карантине. Зимой, в лесу, без телевизора и мультиков. Райан сутками возился с нами, следил, чтобы мы не чесались, пытался развлекать. Водил на прогулки, устраивал игры, учил узнавать следы на снегу, рассказывал всякие истории про животных. Даже научил нас с Майком читать и заставил вызубрить таблицу умножения. И знаешь, благодаря ему та ветрянка — одно из моих лучших детских воспоминаний. О Райане — тоже. Он погиб, когда нам было девять. Ну, а Логану понравилось слово «зараза», хотя ему никак не удавалось выговорить всю фразу целиком. Вместо «у Стэйси заразная болезнь» он произносил только «Стэйси — зараза». Чем больше его ругали и запрещали, тем чаще он это делал. Так я превратилась в заразу. Правда, позже, в школе, прозвище забылось. А потом… — встречаюсь взглядом с внимательно слушающим Риджем. — Когда нам исполнилось семнадцать, и я убила его родителей. — Замечаю, как меняется в лице друг, и торопливо добавляю: — Не буквально, конечно. Но фактически они погибли из-за меня. Несчастный случай. Логан снова стал называть меня «зараза».