— Смутно. Патрик остановил машину, когда я как раз шла в больницу. Сказал, что хочет поговорить про Мишель. Что мы теперь одна семья и должны всё выяснить. Что Ирэн и её сыновья не станут его слушать, а меня — да. Я подумала, что так будет лучше для всех. Но когда села к нему в машину, Патрик что-то вколол мне в ногу. Я начала орать и попыталась открыть дверь. Тогда он ударил меня об стекло головой, и я вырубилась. Очнулась уже в комнате на полу, но всё было как в тумане. То ли от снотворного, то ли от удара. Не знаю. Может, он даже не собирался меня убивать сначала. Но потом заметил на пальце кольцо Майка и будто свихнулся. Орал, что ненавидит нас. Что мы испортили ему все планы. Начал крушить мебель. Я пыталась до него достучаться, но он даже не слушал. Снял с меня кольцо, долго смотрел на него, что-то бормотал про Ирэн. Наверное, знал, что оно досталось ей от матери Райана. Потом пообещал, что оставит меня умирать, а сам сделает, что давно должен был — избавится от тебя и Майка. Выстрелил мне в живот. Кажется, дважды. И ушёл. Не помню. Наверное, я потеряла сознание. Когда пришла в себя, попыталась выйти, но не смогла дальше коридора.
— Лински привёз тебя в больницу без сознания. Мы… Я… Я боялся, что ты не выживешь. Что ты тоже… уйдёшь. Как они. Врачи сказали, у тебя остановилось сердце, — голос Логана звенит от волнения и переходит на шёпот. — Никогда больше не смей так делать, слышишь? — он наклоняется ко мне, сжимает моё лицо в своих ладонях. В глазах блестят слёзы — я ни разу в жизни не видела Логана таким. — Никогда не смей меня так пугать, зараза. Клянусь, я вытащу тебя даже с того света, поняла? Ты мне как сестра. Ты гораздо больше. Ты — всё, что у меня осталось от нас. От них.
Дверь распахивается, миловидная докторша входит в палату и нерешительно косится на усевшегося обратно на стул Логана. Он смущённо отворачивается.
— Мы получили результаты твоих последних анализов. Я бы хотела кое-что с тобой обсудить, — она снова бросает короткий взгляд на затылок Логана. — Наедине.
Чувствую, как по спине ползёт предательский холодок. Как бы вытаскивать меня с того света снова не понадобилось слишком быстро.
— Что-то не так?
— Это… эм-м…
— Можешь говорить при нём, — разрешаю я.
— Ты уверена? — мнётся докторша.
Приходится как можно убедительней кивнуть.
— Да. Он — семья.
— Ты беременна.
***
С приходом июля над Риверстоуном нависли тучи, и небо словно прорвало. Лишь изредка превращаясь в мелкий косохлест, всю неделю шёл проливной дождь — с той самой ночи, когда я очнулась. А сегодня с утра на голубом небе ни тучки, яркое солнце немилосердно слепит даже сквозь опущенные жалюзи, обещая, что день будет жарким.
Желание хотя бы на полчасика выйти на прогулку появляется и тут же пропадает. Я привыкла к этой палате, она — как скорлупа, защищает меня от мира. Но что будет, когда придёт время уходить? Я даже не знаю, где теперь мой дом. Есть ли он у меня вообще.
Не хочу возвращаться к родителям. Тем более не представляю, как смогу войти в свою квартиру в Торонто. Да я даже порог берлоги Логана боюсь переступать, зная, что никогда больше не услышу голос Майка. Стоит мне покинуть стены больницы, как всё вокруг будет напоминать о тех, кого уже никогда не будет в моей жизни.
Я не должна торопиться. Меня ведь ещё даже не выписали. Потом смогу перебраться к Эми. Ей не помешает компания. Или поехать к тёте в Ванкувер. Поживу там, по крайней мере до тех пор, пока не буду точно знать, что дальше. У меня в запасе восемь месяцев, чтобы определиться.
А сейчас просто хочу немного побыть одна, чтобы подумать. Я ведь до конца не осознаю даже тот факт, что у меня скоро родится ребёнок.
Ребёнок от Майка! Утешительный приз судьбы, как пошутил Логан. Но в чём-то он прав — я отчаянно искала смысл, ради чего жить дальше. Теперь он у меня есть.
В дверь негромко, но настойчиво стучат. За последние сутки у меня побывал чуть ли не весь город, а столик у изголовья ломится от букетов. В этом один из минусов моего нынешнего положения — нельзя сделать вид, что меня нет дома. Приходится принимать всех.
Устало откликаюсь, разрешая войти. Кто бы это ни был.
— Извини, что беспокою. — В проёме появляется приветливое лицо Тома. — Решил навестить тебя перед работой.
— Ты? — Я даже не пытаюсь скрыть удивления.
За всю долгую неделю полицейские побывали у меня дважды. Оба раза приходил тот самый «красный мундир», которого я видела в холле вместе с Клэр — Адамс, кажется. Он ничего не говорил про Тома, даже не упоминал его имя в разговоре. Быстренько взял показания, задал несколько вопросов про Патрика и всё. Я тоже не стала его расспрашивать и совсем не ожидала когда-нибудь увидеть Тома ещё раз.
— Привет, — он прикрывает за собой дверь. — Прими мои искренние соболезнования. Собирался заглянуть к тебе сразу, как ты пришла в себя, но никак не получалось.
— Ничего страшного. — Я тоже стараюсь быть вежливой. — Спасибо.
— Как ты себя чувствуешь?
— Живой. Благодаря тебе.
— Тебе уже рассказали? Прости, что не удалось спасти всех. — Теряюсь под его взглядом. В нём, как и в голосе Тома, столько неподдельной грусти, что я не знаю, как реагировать. Он показывает на стул. — Можно?
— Конечно. Что-нибудь случилось?
— Вообще-то я к тебе с неофициальным визитом, если можно так выразиться. Хотел попрощаться и кое-что отдать. Вот, держи, — Том протягивает на раскрытой ладони маленький прозрачный пакетик, в котором обычно хранят улики. Внутри — моё помолвочное кольцо. — Оно не записано как вещественное доказательство. И я подумал, что вернуть его хозяйке — не такая уж плохая идея.
Испуганно смотрю на Тома, не решаясь прикоснуться к кольцу. Какое-то дежавю, словно судьба насмехается надо мной снова и снова.
Том по-своему расценивает моё молчание.
— Это ведь твоё? Я ничего не перепутал?
— Моё… То есть Майка. В смысле он подарил мне его на нашу помолвку. Только я не знаю, что с ним теперь делать. — Я действительно не знаю. А ещё боюсь до него дотрагиваться. — В последний раз, когда мне его отдали, погибли очень близкие люди.
— Вряд ли оно заколдованное. Но если настаиваешь, я верну его в архив.
— Нет! — Я всё-таки преодолеваю страх и забираю пакетик. Смущённо тереблю его в руках. Понимаю, что выгляжу сейчас в глазах Тома полной дурой. — Спасибо тебе.
— Не стоит. Оно твоё.
— Нет, правда. Это кольцо много для меня значит. Ты вовсе не должен был мне его возвращать. Поэтому спасибо. Я… я буду хранить его. На память.
— Память — это всё, что у нас остаётся, когда больше нет надежды. — Он вдруг широко улыбается. — Мне сказали, я могу тебя поздравить? Или женщин не принято поздравлять с беременностью?
Невольно улыбаюсь в ответ.
— Не знаю. Наверное, нет. Но всё равно спасибо. Снова.
— Давай-ка я лучше перейду сразу к делу, а то ты так и будешь меня благодарить без конца. — Том снова становится серьёзным. — Расследование почти закончено. Полагаю, они не станут торопиться с выводами, ведь убийца мёртв, никакого обвинительного процесса проводить не требуется. К тому же многое не доказать, а речь идёт о судье, и компрометировать систему без доказательств никто не отважится. Но я через несколько дней улетаю обратно в Торонто, поэтому подумал, что будет честнее самому всё тебе рассказать. Тем более ты сильно помогла следствию.
Я не замечаю в его голосе сарказма, но последняя фраза звучит, как жестокая насмешка.
— Помогла следствию? Я? Чем, интересно? Что чуть не погибла сама? — говорю резче, чем должна. — Я и представить не могла, что Патрик Худ. В самом страшном сне. Что он — тот самый человек, который убил Райана. Моего брата и… Их. Всех. Майка. Не понимаю зачем? За что он так ненавидел нас? — Комок в горле мешает договорить. Замолкаю, чтобы не разрыдаться прямо на глазах Тома.
— Никто не мог представить, Стэйс. Но ты приехала, разворошила улей и…
— И погубила своих близких, — заканчиваю за него я.