– Для нас нет спасения? Старик исторг какое-то односложное слово.
– Нет. Нам некуда бежать, – перевела Сатина, качая головой. Глаза ее неотрывно смотрели на слепого генерала.
Мария протянула к ней руки, ломая их в отчаянии.
– Ну вот! – произнесла она. – Я ничего не могу сделать, чтобы спасти нас.
Потом слепая поднялась. Сердце ровнее забилось в груди, а к щекам вернулась краска.
– Что мне теперь делать? Смотреть, как люди будут умирать? Длить их страдания?
И тут снова в вечернем воздухе прозвучал шепот Кукольника:
– Отдайте мне вашего генерала. Спасите себя. Нам нужна она одна. Она затеяла войну, она втравила вас в это сражение, и она одна должна заплатить за все смерти.
Мария выслушала все, что он сказал, но ее лицо не выразило ни одной эмоции, как будто она была глубоко равнодушна к словам Кукольника. Через несколько секунд она снова обратилась к Сатине:
– Спроси оракула, надо ли мне принимать предложение Кукольника? Действительно ли я спасу людей, если сдамся горожанам?
Сатина внимательно смотрела в лицо слепой. Несмотря на синяки и царапины, запекшуюся кровь и грязь, черты Марии сияли удивительным благородством.
– Я не могу задать оракулу этот вопрос, – ответила Сатина.
– Спрашивай! – потребовала Мария.
Женщина пала ниц, восхищенная храбростью слепой жонглерши, а потом встала на колени перед оракулом и прошептала ему на ухо свой вопрос. Наступила тишина, которую прерывали лишь ритмичные удары барабана противника на улице. Вдруг лицо оракула неожиданно исказилось, с его губ сорвался отрывистый крик, прорезавший всю людную конюшню. Мария ждала, нервно теребя шейный платок.
Наконец оракул успокоился. Сатина снова поклонилась Марии и сказала:
– Если ты сдашься для того, чтобы спасти нас, оракул все равно видит лишь черное покрывало.
Мария тяжело вздохнула.
– А остальные? А все остальные? Они будут спасены?
Сатина сжала зубы.
– Он сказал, что видит черное покрывало вокруг тебя.
И тут в конюшне раздался мужской крик:
– Где Мария? Где она?
– Я здесь, – отозвалась Мария. Голос ее слегка дрожал.
– Иди скорее. Мы ждем тебя на арене.
Лицо Марии помрачнело. Она задернула за собой бархатный занавес, скрывавший оракула от остальных артистов, и прежде чем успели зазвенеть колокольчики, снова стала генералом уродов.
Гро – об… Гро-об… Гро-об…
Гермос глубоко вдохнул ночной холодный воздух, вглядываясь вдаль, где солдаты били в огромный барабан. Его глаза обежали поле боя и колеблемую ветром равнину.
– Я не вижу их.
Кривой человечек, суетившийся вокруг великана, ткнул пальцем во что-то, скрытое в тени болот. Он полез в карман, вытащил оттуда пучок травы и начал жевать ее.
– Они там. Еще одна армия. – И он выплюнул жвачку, как бы подтверждая сделанное заявление.
Гермос несколько раз моргнул и прищурился, чтобы рассмотреть то, что показывал ему кривой. Теперь и он увидел их – серые мундиры, движущиеся по темной земле. В любую другую ночь Гермос решил бы, что ему привиделось, что он принял кочки и заросли травы за головы и тела, но не сегодня. Они сошли с дороги на востоке и сейчас двигались на запад – в сторону Карнавала. Армия вдвое превосходила войско, которое прибыло из Л'Мораи накануне. Первые ряды уже выходили из зарослей травы, приближаясь к руинам ограды Карнавала. Теперь лунный свет уже падал на второй и на третий ряды, уже показались четвертый и пятый.
– Великий Кин-са…
– Что происходит? – раздался встревоженный голос Марии, появившейся рядом с Гермосом.
Великан улыбнулся, опуская глаза на ее темную головку, а потом снова перевел взгляд на равнину.
– Новая армия.
Мария сделала несколько шагов к стене и обессилено оперлась на нее.
– Откуда они? Ведь это не может быть еще одно войско Л'Мораи?
– Не знаю, – отозвался Гермос и забормотал молитву.
Кривой, прожевав очередную порцию травы, ткнул стрелой в горизонт.
– Они сметают все палатки и идут прямо через сцены.
Гермос кивнул, наблюдая за тем, как страшная армия сметает все на своем неумолимом пути. Он снова посмотрел на Марию.
Как будто почувствовав его взгляд, Мария сразу спросила:
– Откуда они взялись? Л'Мораи не мог собрать еще одно войско. Они уже согнали сюда всех мужчин и подростков.
Кривой опасливо выглянул из-за стены, подозрительно осматривая местность.
– Не знаю. – Прежде чем он заговорил снова, челюсти проделали несколько интенсивных жевательных движений. – Откуда бы они ни пришли, но парни из Л'Мораи отходят от стены, а это неплохая новость.
– Возможно, – заметил коротко Гермос.
Только теперь зажженные факелы осветили лица новых бойцов. Рты их были открыты, и из зубов торчали пучки травы. Новые войска были скелетами, на белых от времени костях висели куски прогнившей плоти. Многие были раздеты, другие были прикрыты клочьями тряпья. Грохот костей теперь забивал даже барабанный бой. До арены доносился сладковато-тошнотворный запах гниения.
Мария закрыла рукой нос.
– Они подняли из могил мертвых. Кукольник имеет над ними власть. Это мертвецы Карнавала Л'Мораи.
Армия людей внизу быстро отступала, чтобы пропустить войско умерших. Со многих тел по дороге падали куски кожи и мяса, но покойников ничуть это не тревожило. Они приближались, гремя костями, и то, что еще оставалось от их лиц, было растянуто в мерзких улыбках. Они шли, дьявольски и бессмысленно смеясь, и были с каждым шагом ближе и ближе.
Гермос резко прижал Марию к себе, повинуясь скорее собственному страху, чем желая успокоить слепую. Они стояли прислонившись к каменной стене, и великан снова повернулся к приближающимся мертвецам. Там, среди бесчисленных рядов уродов, он заметил чуть поодаль от остальных странную фигуру, лишенную головы. Когда на нее упал свет, Гермос увидел, что покойник несет в руке свою собственную усмехающуюся голову, а свободной рукой поправляет на ней усы.
Стон ужаса и отчаяния сорвался с губ великана.
– Что случилось? – спросила Мария, отстраняясь от него.
– Моркасл, – пояснил Гермос. – Он с ними.
Мария вырвалась из рук великана и закричала:
– Пусти меня! Я должна их остановить!
– Как? – спросил он.
– Пусти меня! – Она оттолкнула его, попав локтем в живот, и, скривившись от боли, великан разжал руки. Мария на ощупь двинулась по стене. Гермос тоже встал и в страхе поплелся за ней.
– Остановись! – кричал он.
Мария не поворачивалась. Она с трудом добралась до остатков лестницы выхода, вскарабкалась по ней.
– Остановись! – закричал великан, первый раз за все это время он был в ярости. – Они убьют тебя!
– Прощай, – бросила Мария, не оборачиваясь. Она спустилась по лестнице навстречу неминуемой гибели. Она не почувствовала ни прикосновения к земле, ни того, как ее схватили жадные руки. В голове у нее звучали лишь стоны и молитвы великана.
Стражник, державший Марию за волосы, поднял ее лицо навстречу приближающемуся Кукольнику.
– Будто бы я могу его видеть, – усмехнулась она, и горло тут же почувствовало сталь приставленных к нему кинжалов и пик.
– Молчать! – прорычал другой солдат, дергая за цепь, которую ей надели на руки.
В ответ Мария ударила ногой землю, и целый поток песка полетел в лицо солдату. Тот протер глаза и уже занес руку, чтобы ударить ее, когда раздался сухой страшный смех.
Это был Кукольник.
Моди Сиен, хозяин Карнавала Л'Мораи, вышел из рядов грязных оборванных солдат и подошел к пленнице. Его собственные одежды были грязны и оборваны, как будто он тоже долго пролежал в земле, а тело источало вонь гниения.
– Ну что ж, – произнес он. – Вот и ты, Мария – слепая жонглерша. Мария – слепой генерал. Твои парни без тебя будут в безопасности.