В какой-то момент Настя почувствовала, что не может больше бродить по городу в одиночку. Эта ледяная красота начала подавлять ее. Дмитрий редко составлял ей компанию. Он был все время занят, летом у ансамбля прибавлялось работы. Разбогатевшие петербуржцы приглашали их петь на дачах, выступать на арендованных речных трамвайчиках, помимо этого были и заранее запланированные концерты. Настя очень любила сопровождать его на репетиции и выступления, правда, Дмитрий не всегда позволял ей это. Иногда он заявлял:
— Ты меня отвлекаешь, я чувствую на себе твой взгляд, и от этого мне трудно петь.
Но иногда его настроение неожиданно улучшалось, и он сам звал Настю с собой. Это случалось не так уж часто, но тем не менее Настя успела стать в ансамбле почти своей. Вот только одна из певиц, Вероника, почему-то бросала на Настю свирепые взгляды.
А с одним из гитаристов у Насти сложились вполне приятельские отношения. Его звали Саша Сенько, ему было чуть меньше тридцати лет. Высокого роста, с волнистыми черными волосами до плеч, он выглядел очень импозантно и даже был похож на цыгана, особенно когда вдевал в ухо серебряное кольцо серьги. Второй гитарист, Андрей Танаев, выглядел таким мрачным и неразговорчивым, что Настя никогда не делала попыток с ним пообщаться. Однажды она спросила у Саши, отчего Андрей всегда такой суровый.
— Пустяки! — расхохотался гитарист. — Он просто недавно вшился и теперь переживает. И пить ему хочется, и страшно. На самом деле это ерунда. У меня сосед уже раз пять, наверное, вшивался и всегда начинал пить после этого. И ничего, жив. Это же психотерапия чистой воды, на самом деле никакой угрозы жизни нет, все держится на одном страхе.
Настя с невольным уважением взглянула на Андрея. Ей показалось, что она разглядела на его сумрачном лице печать смерти, которую он носил в виде капсулы где-то в области предплечья.
Был в ансамбле еще один Александр, которого все, чтобы не возникало путаницы, звали Саньком. Это был как раз тот самый танцор, который с самого первого дня знакомства с веселым дружелюбием смотрел на Настю. С ним-то девушка и общалась чаще всего в перерывах между выступлениями и во время перекуров на репетициях. Санек приехал в Питер из Карелии, жил у своей тетки. Когда-то он учился и жил в интернате общества «Олимпийские резервы». Длилась спортивная карьера Санька недолго, всего лишь год. Тренер по гимнастике понял, что олимпийского чемпиона из мальчишки не получится, и Санек был отправлен доучиваться в свой городок. И все же навыки, полученные в спортшколе, очень ему пригодились, он мог пройтись колесом, сделать сальто и выделывал ногами такие лихие коленца, что даже профессиональные танцоры восхищенно цокали языком.
Сам Санек к своей танцевальной карьере, как, впрочем, и к цыганским песням, относился очень спокойно. Его увлекало совсем другое. Он был фанатиком шахматной игры. Стоило ансамблю сойти со сцены и расположиться в гримерной, как Санек тут же располагался где-нибудь в уголке с миниатюрной шахматной доской и крошечными магнитными шахматами.
Руководил ансамблем Николай Владимирович Белов, скрипач, единственный музыкант, к которому полагалось обращаться по имени отчеству. Было ему уже за сорок, он не выговаривал несколько согласных звуков, питал слабость к кружевным воротничкам и разгадыванию кроссвордов, а также метался от одной солистки к другой, мучительно выбирая между Машей и Вероникой.
4
Обе молодые женщины были солидарны в своей неприязни к Насте. Очень скоро Настя поняла, что это Вероника терпеть ее не может, а Маша просто поддерживает подругу. Когда Настя находилась в одном помещении с солистками, она старалась держаться от Вероники подальше. Девушке казалось, что та только и ждет удобного момента, чтобы со злобным шипением вцепиться ей в волосы. Маша держалась гораздо спокойнее. Она просто подавляла Настю своим насмешливым и высокомерным безразличием.
И все же, когда обе они облачались в яркие шелковые платья с широкими рукавами и юбками, распускающимися подобно цветам, Настя не могла удержаться от зависти. Она многое бы отдала, чтобы оказаться на месте этих женщин. Всегда ненавидевшая декоративную косметику, Настя ловила себя на том, что тоже хочет густой черной линией подвести глаза, накрасить губы яркой, с жирным блеском, помадой, наложить румяна так, чтобы на ее щеках распустилось бы по алой розе. Конечно, она никогда этого не сделает. Она будет только наблюдать и слушать.
Когда Вероника начинала петь, Настя готова была простить ей и злобные взгляды, и запах дешевых духов, и дурацкое выражение «без понятия», которое она умудрялась вставлять чуть ли не в каждую фразу. Пела Вероника великолепно. У нее было контральто, низкий голос, который мог шелестеть, как осенние листья, или подниматься с мощью упругой волны. Она обычно пела тягучие, надрывные романсы о тяжелой доле брошенной женщины, о разбитом сердце или народные песни, например, о солдате, погибшем вдали от дома, о девушке, отданной замуж в чужую деревню, где живут злые люди.