Гатри поставил кружку на ствол поваленного дерева, который заменял ему стол. Затем он принес из палатки керосиновую лампу, зажег фитиль и повесил лампу на одну из стоек, между которыми натягивалась веревка для развешивания и сушки белья.
Свет лампы в сочетании с огнем костра разогнал мрак. Гатри сидел на опрокинутом вверх дном ящике из-под яблок и ждал, когда будут готовы куропатки, тоскуя по домашнему уюту. К нему подошел Тоб и положил морду ему на колени.
Глядя на языки пламени, Гатри одной рукой гладил пса, в другой держал кружку с кофе. В этот вечер, одиночество, терзавшее его последние несколько лет, ощущалось острее, чем когда-либо.
Он попытался вызвать в памяти образ Адабель, но вместо нее снова явилась Каролина. Ее прекрасные глаза смотрели на него с мольбой. Губы девушки слегка вздрагивали.
Гатри застонал.
— Убирайся прочь и оставь меня в покое, — пробормотал он.
Однако она не уходила. Она была с ним весь ужин и после него, когда Гатри мыл посуду. Она оставалась и тогда, когда он пробрался в палатку и лег спать.
«Мистер Флинн невиновен, — слышал он ее голос, — его обвинили по ошибке. — Гатри видел, как слезы текут из ее глаз. — Они хотят повесить его!»
— Может, он и заслуживает это, — проворчал Гатри, неуклюже ворочаясь на постели и взбивая подушку. Он вспомнил, что писали газеты о судебном процессе, проходившем в нескольких милях отсюда, в Ларами. Флинн все еще был там, ожидая казни.
Гатри закрыл глаза, полагая, что не сможет заснуть еще несколько часов. Однако, когда его веки сомкнулись, он погрузился в тяжелый сон и увидел себя снова в Северной Пенсильвании, в концентрационном лагере в Слейтервиле за колючей проволокой.
Рана от удара штыком в бок причиняла жгучую боль. В зловонной темноте он слышал, как другие заключенные стонали в ночном кошмаре от страшной боли.
— Гатри, — раздался справа от него шепот. Он напрягся, пытаясь поднять голову с соломенного тюфяка. Однако он не смог этого сделать.
Чья-то рука нащупала в темноте его плечо.
— Гатри, это ты?
Превозмогая боль, беспомощность, лихорадку, сотрясающую его тело, Гатри усмехнулся. Голос принадлежал Джекобу Мактавишу, самому близкому существу, почти брату. Они с Джекобом росли вместе на плантации Мактавишей в Виргинии, где отец Гатри был издольщиком.
Благодаря матери Джекоба, ревностной христианке, Гатри учился грамоте вместе с ее двумя сыновьями в главной усадьбе.
— Так вот ты где скрываешься, ты, почитатель трусливых янки! — сумел произнести Гатри с хриплым смешком. — Судя по последнему письму, которое я получил из дому, твои мамаша и папаша считают тебя покойником.
Теперь, когда глаза Гатри привыкли к темноте, он смог разглядеть очертания высокой нескладной фигуры Джекоба, стоящего на коленях неподалеку.
— Я и буду покойником, если мы не выберемся отсюда, — прошептал Джекоб. — Есть такой охранник, сержант Педлоу. Он не упускает ни одной возможности сделать мне гадость. На прошлой неделе он поставил клеймо парню из Теннесси.
Гатри знал, что значит клеймить человека, и смачно выругался:
— Старайся не попадаться на глаза этому негодяю, — сказал он.
В это время лунный свет проник сквозь стены барака и высветил профиль его приятеля.
— Может быть, ты еще не понял, Джейк, но я сейчас не в состоянии перелезть через колючую проволоку, когда полсотни янки будут целиться в мою задницу.
Джекоб пригладил свои темно-рыжие волосы.
— Я понял, что ты ранен, когда они затолкали тебя в этот чертов фургон. Следил за тем, в какой барак тебя бросят. Тебе еще повезло, что ты не окочурился в одном из полевых госпиталей.
Сдавленный звук вырвался из горла Гатри. Вместо ироничного возгласа получилось нечто, похожее на всхлип. Он все еще помнил запах крови и крики раненых.
— Я мог бы окочуриться, — откликнулся Гатри после продолжительного молчания, — они обработали мою рану карболкой и отправили меня сюда.
— Тебя ранили в Геттисбурге?
Гатри мрачно кивнул.
— Как ты думаешь, янки не обманывают, когда говорят, что они учинили разгром генералу Ли и что война почти закончилась?
Даже при тусклом свете он заметил, что Джекоб неопределенно пожал плечами.
— Для тебя и меня война закончится только тогда, когда мы выберемся отсюда. Мне не светит увидеть родной дом, пока у Педлоу развязаны руки.
Гатри остро ощутил свою беспомощность.
— Почему он так ненавидит тебя?
— Ты спрашиваешь, почему он ненавидит меня, Хэйес? Потому что я мятежник.
Гатри вздохнул.
— Затаись, Джекоб. Постарайся не привлекать внимания сержанта. Я придумаю что-нибудь.
— Ладно, я пойду, — сказал Джекоб. И Гатри по голосу почувствовал его угнетенное состояние. Похлопав дрожащей рукой по плечу друга, Джекоб исчез в темноте.
Лежа на соломенном тюфяке, Гатри слышал где-то поблизости характерные звуки — какого-то парня мучила рвота. Запах ее смешивался с общим зловонием, исходящим от немытых тел и гноящихся ран.