Он покинул город в середине февраля, на следующий день после объявленного Провинциальным конгрессом «Дня смирения, поста и молитвы перед всемогущим Господом с благоговейной просьбой к Нему ниспослать королю истинную мудрость, помочь обретению свободы Северной Америкой и отвратить бедствия гражданской войны».
Ничего более кощунственного сэр Эндрю не мог себе представить. Это казалось ему самым великим богохульством, когда-либо исходившим из человеческих уст. Когда же он услыхал, что все места богослужения в Чарлстоне переполнились бездельниками и глупцами, собравшимися на бунтовщическую молитву, когда собственными глазами увидал членов Провинциального конгресса во главе со спикером Палаты общин Лаундсом в пурпурной мантии, алонжевом парике и с серебряным жезлом, которые торжественной процессией шли к церкви святого Филиппа, негодование сэра Эндрю не позволило ему оставаться более в городе, который, как он ожидал, могла в любую минуту постичь та же кара, что обрушилась на Содом и Гоморру.
Он метался в бессильной ярости; немногим мог он выразить свое отвращение к этому событию, но это немногое сделал — закрыл свою резиденцию на Тредд-стрит и уехал, отряхнув со своих ног прах измены.
С тех пор Кэри поселился на плантации и оставался бы там безвыездно, не вызови его вице-король, повиноваться которому он почитал своим святым долгом.
— Мы будем там завтра, Боб, живыми или мертвыми, и умножим число друзей короля. — Поставив таким образом на этом точку, он осведомился о новостях.
Мендвилл напустил на себя печальный вид и, как бы сожалея, что приходится об этом говорить, дал подробный отчет об утренней беседе у губернатора, особо остановившись на выдвинутом Диком Уильямсом обвинении Лэтимера в подлости по отношению к менее влиятельному соседу.
Сэр Эндрю протянул с сомнением:
— На Гарри Лэтимера это непохоже.
Миртль резко поднялась и шагнула к ним от окна.
— Это неправда! — сказала она гневно.
— Я и сам с трудом в это поверил, — дипломатично согласился капитан. — Люди не часто совершают бесчестные поступки не имея на то серьезных оснований, а какие мотивы могли быть у богатого мистера Лэтимера для мелкого воровства? И все же… и все же…— Он на мгновение запнулся, будто преодолевая колебания. — Тот, кто способен забыть свою честь и долг перед королем… — Он не стал продолжать.
— Да, да, — уступил сэр Эндрю с глухим недовольным ворчанием.
— О нет, вы неправы, неправы! — настаивала его дочь. — Между этими поступками — огромная пропасть. Каким бы ни был Гарри, — он не вор; никто не заставит меня поверить в обратное.
Мендвилл понял, что время еще не начинало своей целительной работы.
— Никто не заставит тебя поверить, что он изменник, — раздраженно подхватил баронет, — никто не заставит тебя поверить в его скрытность — а он приезжает и уезжает украдкой, как вор.
— Кстати, это напомнило мне, — произнес капитан Мендвилл, — что он сейчас в Чарлстоне.
В изумленных взглядах обоих застыл немой вопрос.
— Я узнал об этом все от того же Уильямса. Он утверждал, что видел его сегодня утром.
— Так почему, ради всего святого, вы его не арестовали?
— Нет, папа! — Миртль положила руку ему на плечо.
— Девочка моя! Этот субъект больше тебе никто.
Мендвилл желал бы разделить его уверенность. Между тем, он отвечал на возмущенное восклицание сэра Эндрю:
— Лорд Уильям уже собирался подписать ордер, но… — он заколебался.
— Ну? Что «но»?
— Я убедил его не делать этого.
— Вы убедили его?! — весь облик сэра Эндрю выражал недоумение, — Но почему?
— Это было бы неразумно. Мы хотим избежать открытого конфликта и избегаем любых действий, которые могут к нему привести. Мистер Лэтимер — нечто вроде героя черни, а мы не хотим провоцировать толпу на поступки, требующие возмездия.
— Видит Бог, они его заслуживают.
— Может быть. И все же это опасно. Лорд Уильям это понимает. Кроме того, сэр Эндрю, есть и другая причина. Что бы ни сделал мистер Лэтимер, он все же дорог вашему сердцу.
— Я вырвал его оттуда, — гневно отрубил сэр Эндрю.
— Но остается еще Миртль, — со вздохом сказал капитан.
— Как вы добры! — Глаза Миртль благодарно увлажнились.
— Добры! — прорычал баронет, — Добры! Пренебречь своей прямой обязанностью!
— Сомневаюсь, что мне следует выполнять свои обязанности ценою вашего страдания, пускай даже легкого. Вы стали так мне дороги за эти месяцы, что я не могу не считаться с вашими чувствами.
Вдруг, прежде чем сэр Кэри или Миртль успели найти подходящие слова в ответ на подобое признание, дверь распахнулась, и Римус радостно объявил:
— Маса Гарри, сэр.
Старому дворецкому никогда не пришло бы в голову, что для визита мастера Гарри могут существовать какие-то препятствия, поэтому и проводил его сразу в столовую, где находился сэр Эндрю.
Глава V. Мятежник
Быстрыми, легкими шагами, с треуголкой и тяжелым хлыстом под мышкой, в комнату вошел Гарри Лэтимер.
Старый негр прикрыл дверь снаружи, и в комнате воцарилось молчание.
Сэр Эндрю, капитан Мендвилл и мисс Кэри застыли на месте. Оба джентльмена — старый и молодой — сидели; девушка, чье дыхание участилось, стояла позади отца, держась рукою за высокую спинку кресла.
Читатель, разумеется, представляет, сколь противоречивые чувства бушевали в душе каждого из них, и понимает, что над всеми этими чувствами в тот момент преобладало нескрываемое изумление. Самым глубоим оно было у капитана Мендвилла. Он был не просто изумлен — он был озадачен. Ибо высокий и стройный молодой человек, стоящий перед ними и стягивающий перчатки, кого-то сильно ему напоминал. Он где-то уже видел этого человека и говорил с ним. Капитан Мендвилл напряг свою память, лихорадочно вспоминая, когда и где это могло произойти. Но только одну минуту. Постепенно фигура, с которой он не сводил глаз, подверглась перед его внутренним взором метаморфозе. Модно скроенный, длинный сюртук уступил место поношенной коричневой куртке; изящные холеные руки стали грубыми и неопрятными; волнистые бронзовые волосы с аккуратно вплетенной в косицу муаровой лентой свободно рассыпались вокруг худой бледной физиономии с пронзительно синими глазами и насмешливым ртом.
Кулак капитана Мендвилла обрушился на красное дерево с такой силой, что бокалы и серебро на столе задребезжали; он привстал в кресле, потеряв самообладание.
— Дик Уильямс! — вскричал он и простонал: — Боже мой!
Мистер Лэтимер поклонился с сардонической усмешкой:
— Ваш покорный слуга, капитан Мендвилл. Я разделяю ваши чувства.
Мендвилл ничего не ответил. Его мысли мгновенно перенеслись к событиям сегодняшнего утра. Он попытался сообразить, как много сведений разнюхал этот дерзкий шпион, который полностью одурачил их с губернатором при помощи Чини, чья необъяснимая измена теперь тоже стала очевидной.
Сэр Эндрю, слишком поглощенный собственными чувствами, чтобы обратить должное внимание на этот непонятный обмен репликами, яростно взорвался:
— Мой Бог! И у тебя хватило наглости показаться нам на глаза? Теперь, когда с тебя сорвана личина и мы знаем, кто ты таков?
— Сэр, вы не знаете обо мне ничего такого, чего я мог бы стыдиться.
— Потому что у тебя нет стыда! — задохнулся сэр Эндрю и нетерпеливо сбросил с плеча трепещущую ладонь Миртль.
Лэтимер глядел на него с грустью.
— Сэр Эндрю, — подчеркнуто мягко начал он, — разве между нами непременно должна идти война, если мы по-разному смотрим на вопросы политики и правосудия? Во всем мире нет человека, которого я уважал бы больше, чем вас…
— Избавьте меня от этого, — оборвал баронет. — Когда я встречу более неблагодарного предателя, я, может быть, возненавижу его сильнее. Но вряд ли такой отыщется.