— Фактически это указ об изгнании, — сказал Брютон, выпячивая губы.
— И величайшее снисхождение, причем гораздо больше, чем я имею право оказать. Если вы ему друг, Том, и мне тоже, убедите его воспользоваться отсрочкой.
Чем больше лорд Уильям размышлял о новом решении проблемы, пришедшем ему в голову с внезапностью вдохновения, тем больше оно ему нравилось. Оно казалось ему чуть ли не Соломоновым; он подозревал в нем достоинства маленького дипломатического шедевра. Одним удачным ходом он спасет свое реноме, избавит провинцию от бунтаря и ничего при этом не спровоцирует. Подавленность лорда Кемпбелла как рукой сняло, он воспрял духом и, приятно возбужденный, поднялся в кабинет, откуда послал за Мендвиллом. Явившись на вызов, конюший застал лорда Уильяма мурлыкающим какой-то песенный мотивчик.
— Ордер подписан, — важно начал губернатор, — но исполнение отложено до утра пятницы — на сорок восемь часов, начиная с этой минуты. Вам надлежит немедленно поставить в известность мистера Лэтимера.
Мендвилл подумал было, не сошел ли губернатор с ума, и едва не спросил его об этом. Но когда его светлость изволил объясниться, Мендвилл переменил свое мнение. Он уже почти восхищался гибкостью, с которой лорд Уильям проскользнул между Сциллой и Харибдой труднейшей дилеммы. А коль скоро самому Мендвиллу, по сути, нечего было желать, кроме устранения Лэтимера, то для него не имело особого значения, каким путем оно будет достигнуто.
Поэтому довольный капитан Мендвилл выбежал из дому и зашагал вниз по Брод-стрит, затем свернул на север и двинулся вдоль широкой Бэй-стрит, мимо бастионов и куртинnote 26 над широкой гладью Купера, выносящего свои воды в океан. В бухте, за множеством более мелких посудин, он различил черно-белый корпус шлюпа «Тамар», стоящего на рейде на расстоянии мили от берега, и подумал, что полдюжины таких кораблей быстро отбили бы бунтарские замашки у этих колониальных выскочек. Он миновал людную набережную, начало Куин-стрит, вошел в тихий квартал за таможней и добрался наконец до владения Гарри Лэтимера.
Джулиус в шитой серебром небесно-голубой ливрее проводил капитана в библиотеку, где ему предоставилась возможность скоротать ожидание, изумляясь произведениями искусства, которыми себя окружали Лэтимеры.
Ему пришлось-таки изрядно поизумляться: Лэтимер долго не хотел отрывать его от этого занятия. Когда молодой хозяин дома все же появился, он был одет в абрикосовый бархатный сюртук поверх черных атласных панталон, завязанных ниже колен, и в черные шелковые чулки. Тесьма на воротнике и обшлагах сюртука являла великолепный образец работы Мешлена, на пальце у Лэтимера сверкал перстень с дорогим бриллиантом, а туфли на красных каблуках, украшенные пряжками со стразами, явно совершили путешествие из Парижа.
Джулиус придержал дверь, и Лэтимер с порога отвесил посетителю изящный поклон.
— Мое почтение, капитан Мендвилл.
— Ваш покорный слуга, сэр, — ответил Мендвилл, в свою очередь, шаркнув ножкой. — Я прислан к вам его светлостью губернатором.
Лэтимер подошел ближе. Джулиус попятился, дверь закрылась, и они остались вдвоем.
— Вот кресло, сэр.
Капитан Мендвилл присел.
— Я перейду прямо к делу, мистер Лэтимер. Не взыщите, но вы допустили серьезный промах.
— Воистину, сэр, и не однажды, — с легкостью подтвердил его слова Лэтимер.
— Я подразумеваю ваше ночное выступление перед толпой на мясном рынке, в результате которого был убит человек.
— Вы уверены, капитан Мендвилл, что это случилось из-за моего выступления?
— Отчего же еще?
— У меня есть подозрение, что это было следствием вашей, сэр, преднамеренной нерасторопности. Вы не воспользовались предупреждением, полученным от меня в Фэргроуве. Так что не я вынес приговор Фезерстону — это вы убили его.
— Сэр! — вскричал, вскочив, капитан.
Синие глаза Лэтимера безмятежно перебегали с одного зрачка Мендвилла на другой. Складывалось впечатление, что он развлекается.
— Вы отрицаете это — вот тут, передо мной?
Капитан справился с собой.
— Мне незачем что-либо отрицать или признавать. Мне не грозит судебное разбирательство.
— У вас все еще впереди, — обнадежил его Лэтимер.
— Что вы имеете в виду? — несколько встревожился капитан.
— О, так ли это важно? Но я, верно, вас задерживаю. А вы, как я понимаю, имеете нечто мне сообщить?
— Да, — ответил Мендвилл, — думаю, нам лучше держаться этого. Так вот, подписан приказ о вашем аресте, мистер Лэтимер. Вы, конечно, понимаете, что с вами произойдет, если этот приказ будет выполнен.
— Если он будет выполнен? — Лэтимер пристально на него посмотрел. — Но приказы обычно выполняются неукоснительно, разве не так?
Капитан предпочел уклониться от прямого ответа.
— В данном случае лорда Уильяма уговорили дать вам поблажку и не применять закон во всей его строгости, если вы выполните одно условие.
— Это будет зависеть от сути условия.
— Его светлость удовлетворится, если вы подчинитесь решению о высылке из Южной Каролины. Он дает вам сорок восемь часов — весьма щедро по любым меркам — в течение которых вы должны покинуть Чарлстон. Но он желает также, чтобы вы отчетливо понимали: если к десяти утра в пятницу вы еще будете здесь, приказ будет исполнен и судебная машина запущена в ход.
Лэтимер прошелся вдоль стеллажей с книгами, но раздумывал он не над преимуществами, которые сулило это условие, а всего лишь над ответом.
— Не будет ли слишком дерзко с моей стороны, капитан Мендвилл, или нескромно, если я спрошу вас, кто уговорил его светлость обойтись со мной столь милостиво?
— Главным образом, я полагаю, леди Кемпбелл.
— А! — Лэтимер смотрел на соперника испытующе. — Мне на мгновение показалось, уж не вы ли это были?
— Я? — Мендвилл, в свою очередь, внимательно посмотрел на него. — Честное слово, мистер Лэтимер, вы слишком хорошо обо мне думаете.
— Когда мне так показалось, я вовсе не думал о вас хорошо. Вам не приходило в голову, капитан Мендвилл, что, если меня привлекут к суду, то, защищаясь, я буду настаивать на том, что заблаговременно и без утайки предупредил вас и сэра Эндрю Кэри? Ведь вы не удалили предателя из города?
— И что тогда, сэр? — вызывающе спросил капитан.
— По этому поводу допросят вас, сэра Эндрю Кэри и даже, при необходимости, мисс Кэри, которая тоже при этом присутствовала. — Мендвилл прикрыл веки. От Лэтимера не укрылся этот единственный изъян в демонстрации железного самообладания. — Вас приведут к присяге, и вы должны понимать, что вряд ли все трое станут лжесвидетельствовать.
— Какая в том необходимость? Вы сделаете свое заявление, но дальше-то вас все равно признают виновным.
— Нет, сэр. Это вас признают виновным, причем в самом отвратительном и жестоком преступлении. Почему вы ничего не предприняли для спасения Фезерстона? Почему вы его даже не предупредили? Что вы намеренно этого не сделали — совершенно бесспорно: стоит только вспомнить, каким образом его захватили — врасплох, за мирной трапезой с сестрой и деверем. От вас потребуют ответа и на этот вопрос, и на многие другие, которые возникнут в связи с вашей причастностью к случившемуся. — Лэтимер недобро рассмеялся. — Вы принесли в жертву своего агента, преданного исполнителя вашей воли, лишь бы засунуть в петлю мою шею! — Он подступил еще на шаг ближе к капитану и зловеще ухмыльнулся, глядя прямо в его остекленевшие глаза. — Абсолютно ли вы уверены, капитан Мендвилл, в том, что не сунули в петлю свою шею? Неужели вы не опасаетесь, что, когда все узнают об этих делишках, вас самого может постичь судьба Фезерстона? Что вас, как и его, вымазав дегтем, обваляют в перьях? Возможно ли, чтобы вы об этом не подумали?
Note26
Бастион — фортификационное сооружение, обычно из камня, служащее в качестве огневой позиции и укрытия пушек. Куртина — стена, соединяющая два бастиона.