— Напрасно раскаивались, — пробурчал сэр Эндрю.
— Теперь я тоже это понимаю и рад, что от него отделаются.
— Воистину, все решает промысел Божий, — с воодушевлением сказал баронет.
— Да. Судьба не часто вмешивается так своевременно. Теперь вы понимаете, сэр Эндрю, что для волнений и беспокойства у вас нет особых причин. Не стоит навлекать на себя неприятности, браня леди Кемпбелл прилюдно.
— Ах, вот о чем вы печетесь… — Сэр Эндрю извлек свое грузное тело из кресла. — не могу вам ничего пообещать. Сейчас такие времена — великие времена — когда о подобных вещах надо кричать во всеуслышанье. Эта женщина опозорила королевский сан. Ее сегодняшнее поведение…
— Сэр Эндрю, не рубите сплеча! Взвесьте все спокойно! — Мендвилл тронул его за локоть и посмотрел прямо в глаза. — Не пристало джентльмену воевать с женщиной — вы только нанесете ущерб собственному достоинству. Кроме того, нельзя призвать ее светлость к ответу, не придавая огласке это… это приключение Миртль. Или вы желаете, чтобы всем стало известно, что ваша дочь забыла долг и честь, что она тайком выскочила замуж за негодяя и бунтовщика? Это погубит и ее репутацию, и вашу.
Выстрел был удачен и возымел немедленный эффект.
— Пожалуй, вы правы. Но что из этого следует?
— Учитывая то, что произойдет с Лэтимером, этого брака как бы и не существует, и нет необходимости придавать его огласке. Немногие имеющие к нему отношение связаны обещанием хранить все в секрете, а через пару дней и «Тамар», вероятно, покинет наши берега, чтобы никогда не вернуться — вместе с капитаном и капелланом. Зачем, спрашивается, вредить Миртль, открывая ее… ее…
— Ее позор, вы хотели сказать. Что ж, Роберт, вы правы, я благодарю вас за предупреждение и придержу свой язык.
Глава XVII. Грокетова пристань
В столовой дома у бухты — единственной комнате с еще незачехленной мебелью и потому сохранившей жилой вид — сидел в одиночестве за ужином Гарри Лэтимер. Ему прислуживал Ганнибал, дюжий молодой мулат. Джулиус, дворецкий Лэтимера, вместе со слугой Джонсоном уже отправились в Санти Бродс готовить дом к приезду новобрачных. Они взяли с собой кормилицу Миртль Дайдо, которая утром провожала хозяйку к леди Уильям Кемпбелл.
Дорожная карета Лэтимера стояла наготове в конюшне, багаж был уложен; ровно в одиннадцать, как он приказал, лошадей запрягут, он тронется и остановится возле собора святого Михаила напротив Стэйт Хауса, чтобы ждать там Миртль.
Когда Лэтимер заканчивал ужин и время подошло к девяти, доложили о приходе полковника Гедсдена. Гедсден владел судном, которое с утренним отливом отплывало в Англию, и полковник шел отправлять письма; одно, от Генри Лоренса, адресовалось Джону Уилксу — известному поборнику свобод англичан, где бы те ни обитали. По пути Гедсден заглянул к Лэтимеру.
— По всей видимости, это безнадежное дело, — сокрушался он. — Но Уилкс хотя бы имеет возможность заставить парламент принять петиции, и он уже не раз доказал, что является другом Америки.
Все это, однако, было не столь уж важно. Гедсден предложил Лэтимеру свои услуги, если тому нужно тоже переправить какие-нибудь письма в Англию. Писем у Лэтимера не было, он поблагодарил полковника за любезность и настоял, чтобы тот выпил с ним рюмку портвейна.
Ганнибал по знаку хозяина придвинул стул, и Гедсден присел.
— Право, у меня нет и минуты — лодка давно у причала.
Ганнибал наполнил рюмки янтарно-красным вином. Портвейн Лэтимер получал прямо из Португалии, куда отправлял на собственных судах рис со своих плантаций. Полковник, слывший знатоком вин, посмотрел напиток на свет, покачивая рюмку перед пламенем свечи, потом отпробовал немного и похвалил.
— Вы не собираетесь на бал к Майлсу Брютону? — поинтересовался Лэтимер.
— Боже упаси! Что мне делать на балу в честь вице-короля? Он ведь немногим лучше самого Георга. Вот тори — другое дело — те соберутся в полном составе. За их погибель! — и он сделал большой глоток, вызвав своей горячностью смех Лэтимера. — Итак, вы нас все-таки покидаете. — Полковник шумно отдышался. — Пожалуй, это мудро. Но, ей-Богу, не хватает еще какого-нибудь римского, этакого патрицианского жеста, каким вы угрожали. Чтобы вырваться из этой косности, из бесконечного обоюдного выжидания…
— Полковник, оставьте нам хотя бы надежду. Как знать, может быть, мы еще дождемся мирной жизни.
— Не стройте иллюзий, — вынес Гедсден свой приговор. — Нас завораживает этот вечный самообман, а время уходит. Взять хоть это письмо Лоренса Джону Уилксу. — Он пренебрежительно пожал плечами. — Лоренс и пара сотен ему подобных на что-то надеются. Все они так называемые умеренные, то есть ни рыба, ни мясо. Наше отвратительное, неопределенное положение устраивает только слабаков. Лоренс, конечно, любит свою страну, он солидарен с нашими братьями-колонистами, дерущимися на Севере… Но он блюдет еще и свои интересы. Все эти зажиточные помещики таковы.
— Меня-то вы не можете в этом обвинить, — сказал Лэтимер.
— Знаю, дружище, знаю. Ну, за будущую встречу! — Он допил вино и поднялся.
— Когда-то она будет?
— Кто знает, может быть, скорее, чем вы думаете. Ведь если прогремят барабаны, то, по словам Молтри, вы обещали пойти служить под его начало. А барабаны могут забить очень скоро. — Гедсден протянул руку. — До свидания, Гарри, желаю удачи!
Лэтимер проводил полковника до дверей и после его ухода постоял с минуту, глядя на звезды, показавшиеся на меркнущем небе. Потом не торопясь вернулся в столовую и принялся ждать. Приблизительно через час, успев прочитать еженедельный правительственный «Бюллетень», он собрался порыться в библиотеке — до назначенного часа оставалось еще много, — когда Ганнибал принес записку, только что доставленную посыльным.
Лэтимер сломал печать, развернул бумагу и пробежал торопливо нацарапанные карандашом строчки: «Пожалуйста, приходите ко мне как можно скорее. Есть чрезвычайно важные новости. Дело очень срочное» — и подпись отчетливыми крупными буквами: «Генри Лоренс».
Он постоял в раздумье.
— Ты говоришь, посыльный уже ушел?
— Да, — ответил Ганнибал.
Лэтимеру показалось довольно странным, что при такой срочности Лоренс, вместо того, чтобы посылать за ним, не пришел к нему сам. Но, возможно, там, у Лоренса, кто-то еще. Как бы то ни было, лучше пойти.
— Подай шляпу, Ганнибал.
Ганнибал вышел, Лэтимер, положив трубку, последовал за ним. В холле мулат протянул ему не только шляпу, но и перчатки, и шпагу. Лэтимер принял шляпу и движением руки отказался от остального, но, вспомнив предостережение Тома, который советовал ему не выходить из дому невооруженным, вдруг передумал. Небольшую шпагу он пристегнул к поясу, а пояс надел под расшитый серебром черный камзол.
— Прикажи кучеру ехать за мной к мистеру Лоренсу и ждать меня там. Я не вернусь. Ты поезжай с ним и захвати вещи, которые могут понадобиться. Скажи Фэншоу, что я уехал.
Фэншоу был управляющим Лэтимера; он со своей женой оставался присматривать за чарлстонским домом.
За воротами Лэтимер повернул направо и быстро пошел вдоль набережной к Губернаторскому мосту. Приливная волна шумела под мостом, соединявшим берега неширокого, но длинного залива. Не видно было ни души, но казалось, будто от воды доносятся странные перекликающиеся голоса, и дрожали во мраке огни, указывающие расположение кораблей на рейде.
Лэтимер миновал бастион Кривена, так никого и не встретив. Но когда он поравнялся с проулком Рогга, из узкого неосвещенного прохода внезапно выступил кто-то и окликнул его по имени.