Я хотел напомнить отцу, что он обещал похлопотать за меня перед господином Хасимото — и прикусил язык. Не на улице же разговор затевать? Дома надо было сообразить. Повернуть беседу от нашей унизительной бедности к жалованью, от жалованья — к тому, что два жалованья, как ни крути, больше, чем одно…
Бед на отца свалилось — как гора на муравья. Про меня и забыл, наверное.
Школа «Дзюнанна Йосеи» располагалась через три квартала от нашего, если идти на юго-восток, в сторону княжеского за̀мка на Красной горе. Как с безмолвной скалы в бурное море, мы нырнули в шумную толкотню Сенрёбу — улицы Тысячи Одеяний, с лихвой оправдывавшей своё название. Торговцы уже открыли двери лавок и ставни на окнах магазинчиков. Цветастые кимоно, платки, шляпы, пояса, накидки, выставленные на продажу — от них рябило в глазах. Оклики зазывал, вопли разносчиков чая. Шелест шёлка, шуршание хлопка. Дым над котлами с лапшой. Дым над сковородами с жареными креветками. Ругань продавца, чей товар запачкали жиром. Перестук и шарканье сандалий — деревянных гэта и соломенных дзори…
Жизнь тут кипела с раннего утра и до темноты.
Миновав ворота, отделявшие кварталы друг от друга — на ночь ворота запирались — мы срезали путь мимо жасминовых посадок. Их разбили изготовители ароматических притираний и купцы, торгующие чаем сорта санпинтя, смешанным на рюкюсский манер. Россыпями нетающего снега белые цветы лежали на гибких ветвях кустов. От плывущего запаха воздух сгустился, превратился в драгоценную благоухающую настойку. В ней с дремотным жужжанием плавали сотни довольных жизнью пчёл.
Мухи кружились дальше, наслаждаясь вонью сточных канав.
Потом был мост через канал, обсаженный плакучими ивами. Мы прижались к перилам, когда мимо нас на полном скаку пролетели пять конных самураев. Они торопились в за̀мок с важными сведениями, о чем недвусмысленно говорила их одежда, расшитая цветами жимолости — гербами княжеского клана.
— Будь осторожен, — предупредил отец, хотя в этом не было нужды. — Зазеваешься, стопчут.
За мостом начиналась площадь с досками для объявлений и официальных указов. Здесь собирались гадальщики, сказители, жонглёры и слепые певички годзэ, больше смахивавшие на шлюх, какими они и были. Но для песен и гаданий было ещё слишком рано. Лишь одинокий горбун-уборщик скрёб метлой пыльную брусчатку, да ветер, словно пёс, лениво трепал клочья старых объявлений.
— Не отставай, — велел отец.
Я не стал с ним спорить. Пусть считает, что мне трудно поспевать за ним.
Улица Трёх Изысканных Сосен была скучней скучного. Пыльная, кривая, с глинобитными заборами, покрытыми облупившейся побелкой. За ними прятались дома, крытые где черепицей, а где и соломой. Одна достопримечательность тут всё же имелась: в конце улицы размещался додзё семьи Ясухиро.
На взгорке росла троица сосен, давших название улице. Кривые и узловатые, они роняли на землю хвою, рыжую от жары.
Гостеприимно открытые ворота школы венчала красная крыша с загнутыми коньками. На отполированном и покрытом лаком столбе, вкопанном у ворот, резчик тщательно изобразил название школы. Глубокие борозды иероглифов сверкали золотом на утреннем солнце. Рядом, куря трубку, скучал привратник. Завидев нас с отцом, он вскочил на ноги и начал кланяться. Летом двери зала, обустроенного в глубине двора, не закрывались. Я видел, как внутри мелькают силуэты бьющихся самураев. Щёлканье и свист плетей, стук дерева о дерево, боевые кличи…
Сердце моё забилось чаще.
Прав ли отец? О чём он собирается говорить с сенсеем? А главное, как учитель воспримет его слова?! То, что дома показалось мне откровением, здесь выглядело иначе. Попытка сыграть на чувстве долга сенсея? Желание увильнуть от оплаты, завернутое в красивую обёртку?!
Мне захотелось сбежать, да поскорее.
2
«Выкидыш благородного искусства боя»
— Рад приветствовать вас, уважаемый Хидео-сан!
Сенсей возник перед нами будто из-под земли. Всегда завидовал этому его таланту! Мне бы так научиться!
— Для меня большая честь принимать вас в стенах этой школы. Прошу вас, проходите…
Меня Ясухиро удостоил единственного короткого взгляда. Приветливости в нем было не больше, чем пользы в треснувшем чайнике.
— Приступай к занятиям, Рэйден.
Я поклонился:
— Да, сенсей.
Пока я, сбросив сандалии у входа, бежал в дальний угол переодеваться, за спиной у меня звучало:
— О, что вы! Это для меня великая честь засвидетельствовать вам своё почтение! Простите, что так долго не заходил к вам…