4. «Ичи, Ни и Китаро»
— Иссэн-сан, вы святой, воплощённое милосердие. Вы живой бодисаттва, явленный нам в трудные времена. Я заранее прошу простить меня, если мои вопросы покажутся вам назойливыми либо слишком личными.
— Спрашивайте, Сэки-сан. И умоляю вас, перестаньте испытывать мою скромность. Она скоро рухнет ничком под тяжестью ваших незаслуженных похвал.
— В лесу западнее храма Вакаикуса, за бамбуковой рощей и ручьём, есть хижина. Вы знаете, кто там жил?
— Да, разумеется. Раньше там жили рубщики бамбука. Но они оставили наши места, перебравшись в Огару. После рубщиков в хижине поселились двое каонай, мужчина и женщина.
— Вам известно, кем они были до смерти?
— Нет.
— Вам известно, как их звали при жизни?
— К сожалению, нет.
— Вы сожалеете об этом?
— Да.
— Почему?
— Не знаю. Я молился за них, как молятся об умерших. Знай я их имена, мне было бы проще молиться. Думаю, в этом причина сожаления.
— Как их звали вы?
— Мужчину я звал Ичи — один, то есть первый. Он действительно появился в хижине первым. Женщину я звал Ни — два, то есть вторая. Как видите, я не был слишком изобретательным. Когда у них родился ребёнок, я назвал его Китаро. Родители не были против.
— Почему не Сан, что значило бы «три»?
— Ребёнок не был безликим. Вам известно, Сэки-сан, что у каонай бывают дети? Эти дети ничем не отличаются от обычных детей. Они заслуживают имён, какие приняты у живых людей.
— Да, мне это известно. Также мне известно, что власти забирают детей у каонай и передают на воспитание семьям, какие изъявят желание взять приёмного сына или дочь. Это известно и вам, святой Иссэн.
— Вы правы. Это известно всем, даже бродячим собакам. Именно поэтому семья безликих, обосновавшаяся в хижине рубщиков, скрывала ребёнка от властей. Они боялись, что его отберут.
Не только Рэйден ходил ночами по городу, когда ворота закрыты, а стража бодрствует. Ходили и другие, а кое-кто умел даже выбираться за городские стены, минуя караулы, и возвращаться обратно, не имея на это разрешительной грамоты.
Надо спешить, думал Мигеру. Я и так уже потерял кучу времени. Сегодня я уговорю их оставить хижину и перебраться в город. Это слишком опасно. Мы пойдём в управу, они подадут прошение о включении обоих в число кандидатов для служения. Ребёнок? Да, ребёнка отберут. Отдадут в чужую семью. Ничего, вряд ли жизнь там будет хуже его нынешней жизни. Или смерти от голода и холода, если ночной убийца доберётся до родителей. Странно, что он вообще так долго медлит — в лесу тихо, безлюдно, они просто идеальный выбор для убийства.
Два часа Мигеру просидел в сарае, ожидая, пока вернётся мальчик. Мальчиком он втайне, не выказывая это ни жестом, ни словом, звал молодого господина. Мигель Хосе Луис де ла Роса вкладывал в это слово меньше презрения и больше тепла, чем показалось бы на первый взгляд. В Испании у него остался сын тех же лет, что и юный самурай. Самоубийство — смертный грех, но Мигеру (никакого Мигеля, Мигель умер!) с радостью согласился бы на вечные адские муки, лишь бы память о сыне стёрлась из его разума навеки. Впрочем, адские муки в любом случае гарантированы несчастному капитану, который слишком хотел жить — так хотел, что забыл о долге христианина и чести hidalgo[9]. Надежда на искупление? Прогулка по зыбучим пескам. Рассчитывать на удачу, на то, что именно тебе выпадет заветная карта — глупая самонадеянность.
Мигеру ускорил шаг.
По возвращении мальчик мог заглянуть в сарай и обнаружить отсутствие слуги. Поэтому Мигеру следил за домом и сбежал лишь тогда, когда молодой господин уснул.
Портовые трущобы. Сточные каналы.
Патруль под командованием отца молодого господина. Спрятавшись в тени барака, где селились моряки с кораблей, вставших под разгрузку, и рабочие доков, Мигеру обождал, пока стражники не пройдут мимо, после чего продолжил путь.
Если бы ему сказали, что он в точности повторяет маршруты первого убитого каонай («Белые слёзы неба…») и второго («Терпение мудрого…»), Мигеру удивился бы, но не повернул обратно. Как все испанцы, он был суеверен. Только какой он теперь испанец?
Снег усилился.
В прошлом — кратком прошлом его новой жизни — Мигеру не раз гулял мимо ближних застав Акаямы, оставаясь незамеченным. На первых порах это было трудновато, он чуть было не попался раз-другой, но позже это превратилось в детскую забаву. Став слугой, он утратил необходимость скрытных перемещений, но не утратил навыков. От Северного поста, где дремали ночные стражники, а кое-кто даже храпел, распугивая галок и ворон, Мигеру свернул направо, в гору. Ветер трепал кроны дубов и клёнов, росших по обочинам, стряхивал вниз морозную пыль.
9
Идальго (букв. «сын такого-то») — испанец из благородной семьи, где статус передаётся по наследству.