— Кушай, Микола!
Покачав головой, Микола дал понять, что торт кушать он не желает.
Дядя Филипп пожал ему руку.
— Все в порядке, Маруся. Я попрошу прощения за Миколу. Идите домой, а Миколу не трогайте.
Перед уходом няня Маруся поцеловала меня в голову.
— Почему вы побили Миколу? — спросил очень строго дядя Филипп, когда мы остались одни.
Молчание.
— Почему вы побили Миколу?
Карой и Дёрдь толкали друг друга. Каждый хотел, чтобы говорил другой, но оба молчали.
Я решил ответить:
— Потому что он русин!
— Потому что он русин? — удивился дядя Филипп. — Разве поэтому его нужно бить?
— Да, надо! — ответил я, громко крича, чтобы скрыть испуг. — Микола русин, а мы венгры.
— Гм… Значит, вы побили Миколу только за то, что он русин, а вы венгры. Недурно! Скажи мне, Геза, ты всех русин перебить собираешься только потому, что ты венгр?
— Всех русин, — ответил я в бешенстве, — и всех не венгров…
— Хороший план, умный план! — сказал дядя Филипп. — Ну, начинай! Как тебе известно, я еврей, испанский еврей. Значит, не венгр. Твоя тетя — австриячка из Тироля. Значит, тоже не венгерка. Няня твоя — русинка, русин и отец Миколы, который на своей спине вытащил тебя сегодня из воды. Пока, я думаю, достаточно. Ну, вперед, венгр, ура! Бей нас!
Несколько секунд я пристально смотрел в глаза дяди. Потом расплакался.
Дома, когда я плакал, — а случалось это главным образом лишь в тех случаях, когда мне почему-либо было стыдно, — отец или мать обязательно сразу же начинали утешать меня. Отец — деньгами, мать — поцелуями и вкусным компотом.
Дядя Филипп не утешал меня. Вместе с тетей Эльзой он вышел из комнаты. Ребята давно убежали, и я остался один.
Я отправился в ту комнату, где на стене висели два портрета, и, свернувшись калачиком на диване, плакал, пока не заснул.
Выборы старосты
Проснувшись, я увидел дядю Филиппа за столом.
— Иди сюда, Геза, — сказал дядя, заметив, что я проснулся. — Я хочу тебя представить его преподобию, господину Недьеши. Вот мой племянник, Геза Балинт, самый пламенный из венгров всего земного шара!
Его преподобие, улыбаясь, протянул мне руку.
Венгерский пастор Сойвы был человеком огромного роста. Его бритое лицо напоминало не столько лицо пастора, сколько солдата. Значительно позже дядя Филипп сказал как-то, что Недьеши похож на провинциального актера, который играет роль столичного офицера.
Его маленькие, глубоко сидящие глаза были неопределенного цвета; вероятно, он сам не мог бы сказать, какого именно. Волосы редкие, каштановые.
— Садись рядом со мной, сын мой, — сказал Недьеши, усаживая меня на один из пустых стульев. — Надеюсь, из гнезда куруцов, Берегсаса, ты привез с собой боевой дух. Здесь, в пограничном районе, он очень нужен.
— Ну, что касается боевого духа, — сказал дядя, — то у Гезы недостатка в нем нет. Он только вчера вечером прибыл в Сойву, а сегодня уже «выкупался в русинской крови».
Дядя Филипп рассказал, как мы побили Миколу и чем я оправдал наш поступок.
— Вот вам настоящий куруц — Геза Балинт!
Недьеши улыбался.
— Я не сторонник того, — сказал он задумчиво, — чтобы принципиальные вопросы разрешались кулаком. Но, если дело дойдет до кулачного боя, лучше если три венгра побьют одного русина, чем если три русина отколотят одного венгра.
— Кому лучше, кому хуже, — сказал дядя.
Смуглый доктор Севелла с усталыми, мечтательными глазами и пастор с внешностью военного вели разговор, который был не особенно понятен «гордости» второго класса берегсасской народной школы. Но все же я понял, что речь шла о предстоящих выборах деревенского старосты. Пастор говорил, что маленькой кучке венгров грозит опасность быть проглоченной русским царем. По мнению же дяди, народам Карпат грозила другая опасность — голод. Большинство детей знают о мясе, масле, яйцах только понаслышке.
— Когда народ станет венгерским, в каждом горшке будет вариться курица.
— Может быть. Но пока венгры-лесорубы голодают так же, как и русины. Мясо они едят, только если им удастся раздобыть что-нибудь браконьерством: если это сходит благополучно, они кушают дичь, если же попадутся, то конину — в тюрьме.
Пастор заявил дяде, что если венгры Моисеева вероисповедания будут голосовать вместе с венграми-кальвинистами, то им удастся отразить наступление русин. Дядя мой говорил о причинах нищеты, о тех, кто на этой нищете наживается. Я услышал много незнакомых слов: венгерская супремация, латифундии…