Главнокомандующие двух армий точно установили правила борьбы:
Огнестрельное оружие: желуди и еловые шишки.
Холодное оружие: меч.
Защитное оружие: щит.
Стрелять в голову разрешено.
Бить по голове запрещается.
Раненые должны выйти из линии огня. Оружие они могут взять с собой, но возвратиться не имеют права. Если кто попадет в плен, должен сдать оружие без драки.
Битва начинается в семь часов утра, и если до обеда не кончится, то продолжается на следующий день.
Место битвы — гора с двумя вершинами на другом берегу Латорцы.
Судьба — брошенный и воздух крейцер — решила так, что защищать гору будут русины, венгры будут наступать.
Сын раввина, Эжайаш Френкель, один из главарей венгерской армии, предложил небольшой группе венгров обойти гору и напасть на русин сзади. Для этого им нужно было переплыть Латорцу.
Из солдат венгерской армии четверо согласились переплыть Латорцу. Командиром этого «морского десанта» был назначен я.
Одежду свою мы спрятали в прибрежных кустах. Я прыгнул в Латорцу в трусах и сандалиях, три моих товарища — в трусах, босиком. Без всяких затруднений доплыли мы до другого берега. Только щит одного из солдат и одна наполненная желудями корзинка с ручкой были потеряны в реке.
Гора, на которую нам предстояло взобраться, была довольно крутая. Мои привыкшие к берегсасским холмам ноги никак не могли сравниться с ногами сыновей сойвинских гор. Скоро я основательно отстал от находящегося под моим командованием отряда.
На склоне горы была только одна узкая извилистая тропинка. Она была окружена с обеих сторон густым орешником, терновником, малиной, шиповником, обвитыми длинными плетями различных вьющихся растений. Для того чтобы сократить дорогу, я сошел с тропы. Со смелостью, достойной начальника морского десанта, пробивал я себе дорогу через кусты, не обращая никакого внимания ни на крапиву, ни на колючки шиповника.
По моим расчетам, я давно уже должен был прибыть туда, где около старой братской могилы лесная тропинка приводит, как мне сказали, в тыл русинской армии. Но ни братской могилы, ни тропинки я не находил. Изменив направление, я попал в такое место, где деревья образовали почти совершенно непроходимую стену.
Деревья — совсем как соотечественники или даже братья — дрались, убивали, уничтожали друг друга. Их ветви переплетались, как руки борцов. Сплетались также и корни, борющиеся за влагу. Враги вытеснили из земли стройную сосну, и, вырванная, она ухватилась ветками за кроны соседних деревьев. Ее корни торчали в воздухе сантиметрах в двадцати над землей.
Я снова изменил направление. Теперь я шел прямо в гору, рассчитывая, что сверху, должно быть, увижу, где находится поле боя. Возможно, я приду как раз в самый решающий момент, чтобы своим мечом разогнать, уничтожить опьяненную воображаемой победой русинскую армию. Увидя меня, теснимые венгры обретут новую надежду, новые силы. И я громко воскликнул:
— Вперед, венгры, ура! Победа за нами!
Строя такие планы, я вдруг заметил, что потерял свой меч. Но щит продолжал висеть на левой руке.
Сначала я хотел возвратиться, но потом понял, что меч все равно едва ли найду, а на битву могу опоздать. От злости я заплакал и так, со слезами, подымался в гору. Дорога была длинная и трудная.
Когда я смотрел снизу, снег казался мне то розовым, то лиловым, то серым. Но когда подошел ближе, — покрытая снегом вершина находилась от меня на расстоянии не больше полутораста метров, — снег оказался грязно-серым: собственно говоря, это был даже не снег, а лишь снежная грязь.
Я сел на упавшую сосну, но, замерзнув, снова встал. Я думал, что отсюда увижу сражающиеся армии, а увидел Сойву, лесопилку, кальвинистскую церковь и Латорцу. Но наших армий я не видел. Не было слышно даже шума битвы.
Ветер рвал листву дубов и играл иглами сосен, пели птицы. Неподалеку куковала кукушка: «Ку-ку! Ку-ку!»
Я был голоден. Кусок хлеба с маслом, который дала мне с собой тетя Эльза, остался в кармане брюк, лежавших на берегу Латорцы.
Я пошел обратно. Конечно, не из-за хлеба с маслом, но, трезво взвесив положение, я решил, что это будет самое лучшее. Если я переплыву обратно Латорцу, то смогу еще догнать основную группу венгерской армии.
Теперь я шел вниз. Это было менее трудно, но все же нелегко. Спустился в долину, но Латорцы и следа но было. По-видимому, я пошел опять по неправильному пути. Теперь я был отрезан от Сойвы горой с двумя вершинами.