Солнце уже исчезло за горами.
Раньше мне было жарко, теперь я мерз.
Внезапно, как будто без всякого перехода, потемнело.
Я оперся на дерево и, дрожа, стал глядеть в темноту. Домой бы сейчас! И не в Сойву, а в Берегсас.
Устав после целого дня работы, отец, верно, закуривает сейчас трубку и начинает:
— Ну, если уж мы обязательно хотите знать, ребятишки…
Я расплакался.
А вдруг появится медведь, такой громадный, как тот, которого кучер Петрушевич весной убил оглоблей, или же дикий кабан, тот самый, который четыре дня тому назад распорол одному дровосеку живот…
И пока я дрожал от выдуманных мною ужасов, медведь на самом деле приближался. Я слышал, как трещали ветки под его ужасными лапами. И даже не один медведь, а два… три… целая медвежья семья. А я был один, без всякого оружия…
— Мама! — взвизгнул я.
— О, черт, проклятье! Тут кто-то чужой! — выругался один из «медведей» по-русински.
Около меня стояли четыре русина. Один из них зажег спичку и осветил мое лицо.
— Племянник еврейского доктора, — сказал он. Я узнал по голосу отца Миколы.
— Какой черт занес тебя сюда?
— Я заблудился.
— Шут бы тебя побрал!
Теперь только я заметил, что русины что-то тащили. Это «что-то» имело ветвистые рога. Убитый олень.
«Браконьеры!» — решил я.
Русины шепотом совещались. Совещание затянулось. А так как мне было очень холодно, то я спрятался под шубой Петрушевича.
— Ты умеешь молчать? — спросил меня Петрушевич.
— Умею.
— Обещаешь, что будешь молчать? Если ты разболтаешь, вся деревня будет смеяться над нами, что мы, взрослые бородатые мужчины, тоже заблудились…
— Не бойтесь, я не разболтаю. Пусть убьют меня, я все равно не скажу, что видел вас, и об олене тоже ничего не скажу.
— Добром это не кончится, — сказал один русин.
— Все будет в порядке! — ответил решительно Петрушевич. — Если паренек что-нибудь сболтнет, я убью Марусю.
Петрушевич взял меня на руки. Под его шубой было тепло и сильно пахло потом. Я заснул. Когда проснулся, мы были уже у самой деревни.
— Дойдешь отсюда сам до дому?
— Дойду.
— И будешь молчать?
— Буду.
— Не забудь: если разболтаешь — я убью няню Марусю.
Стемнело. Окна нашего дома были освещены. Я постучал в одно из них.
— Доктор ушел к больному! — крикнула тетя Эльза.
— Это я, тетя Эльза, я — Геза.
— Боже ты мой! Геза нашелся!
Моя меня с ног до головы борным спиртом, она плакала. Прислуга принесла теплое молоко и яичницу.
— Где ты был? — спросила тетя Эльза, когда я немного пришел в себя. — С самого полудня ищут тебя два дровосека, весь лес обыскали.
— Я заблудился. Очень устал. Вы не знаете, тетя Эльза, кто победил?
— Спи сейчас же! — приказала тетя Эльза.
Было около полудня, когда я проснулся. Рядом с моей кроватью сидел Карой с забинтованной головой. За его спиной стоял Дёрдь — с перевязанной рукой.
— Мы победили? — был мой первый вопрос.
Карой посмотрел на Дёрдя, Дёрдь на Кароя.
— Более или менее, — ответил наконец Карой.
— Раненных много?
Отец с обеда до самого вечера ходил из дома в дом.
Только после долгих расспросов мне удалось узнать от Кароя все подробности битвы.
— Сначала нам не везло, — сказал он. — Русины стреляли в нас, стоя за толстыми деревьями, и мы никак не могли подойти к ним близко. Послали к ним парламентера и предложили сдаться. Но они высмеяли наших парламентеров. «В атаку!» — приказал военачальник венгров Бодор. Мы пошли в атаку и, несмотря на сильный огонь, добрались до дуба, за которым спрятался авангард русин — Легоцкий и Шушляк. Френкель стукнул Шушляка по голове, и Шушляк в ответ на это ударил его ногой в живот. Что было потом? Говорю же я тебе, что папа до самого вечера промывал раны. Но серьезно ранен только Френкель. Одним словом: выбито несколько зубов и расшиблено несколько голов, больше ничего.
— Но в конце концов мы все-таки победили?
— Да, победили. Наши, за исключением Эжайаша Френкели, все уже опять на ногах, русины же не смеют выйти на улицу. Они боятся, что начальник уезда арестует их.
Начальник Сойвинского уезда действительно вмешался в войну детей. Два жандарма ходили из дома в дом и отбирали деревянные мечи.
К обеду вернулся домой дядя Филипп. Осмотрев меня с головы до ног, он нашел у меня небольшой жар и велел оставаться в постели. После обеда, когда Карой и Дёрдь хвастались на улице своими перевязками, дядя Филипп присел около моей кровати.
— Теперь расскажи мне по порядку, как ты заблудился и как попал домой.