Клима сдержал свое слово. Четыре месяца и девятнадцать дней продержал он меня в одиночке. Кроме своих тюремщиков, я не видел за это время ни одного человека. А говорить я не мог даже с тюремщиками: они мне не отвечали. Таким образом, я совершенно не знал, что происходит на воле.
В течение первых недель я все высчитывал, насколько продвинулась вперед Красная Армия. Я старался не быть, слишком большим оптимистом, принимал в расчет все трудности перехода через Карпаты. Но при этом был уверен, что Красная Армия сумеет преодолеть все трудности. Теперь они уже во Львове… Теперь дошли до Стрыя. Теперь они в Лавочне… в Верецке… в Сойве… в Мункаче…
По моим расчетам, красные должны были быть уже в Кошице, но их не было. На улице играл военный оркестр. Я прислушивался: не «Интернационал» ли? Нет, играли не то.
Из одной крайности я впал в другую. Я оплакивал своих товарищей, которые уже, наверное, все мертвы. Оплакивал их, а потом опять начинал высчитывать, когда красные дойдут до Кошице.
Стало прохладно, а потом и холодно.
Но русских товарищей я не дождался.
Красный Петрушевич
Когда я вместе с родителями переехал из Берегсаса в Будапешт, Микола, будучи тогда четырнадцатилетним мальчиком, бросил школу и поступил конюхом к уксусному фабриканту Марковичу. Пятнадцати лет он работал на строительстве узкоколейной подъездной железкой дороги между Сойвой и Поленой. Ему было шестнадцать лет, когда вместе со стариком Тамашем Эсе он начал хождение по деревням. От Яноша Фоти, руководившего в то время рабочим движением в Береге, он получил несколько книг с советом внимательно вчитываться в каждую строку. Микола много трудился над полученными от Фоти книгами, но мало что в них понял. От Филиппа Севелла, у которого он письмом просил совета по какому-то делу, он тоже получил вместе с советом несколько книг. Одна из этих книг — «Кобзарь» Шевченко — стала для Миколы библией.
Когда у Гродека мы с ним вместе ели хлеб императора, я дал ему прочесть «Тараса Бульбу» Гоголя. Микола, никогда ничего не просивший и вообще не любивший подарков, попросил меня подарить ему эту книгу. С этого времени Микола Петрушевич имел две библии.
В дивизионной тюрьме у него было достаточно времени, чтобы опять читать книги, вроде тех, которые давал ему когда-то Фоти. С помощью Кестикало Микола теперь уже понимал прочитанное, хотя некоторые места он воспринимал по-своему. В то времена я был самоуверенный и во что бы то ни стало хотел учить Миколу.
Но Кестикало отговорил меня.
— Оставь Миколу в покое, Геза. Когда дойдет до дела, он всегда будет знать, что нужно.
Кестикало оказался прав. Когда дошло до дела, Микола разделил землю, организовал армию и упорно воевал. Его победили, но его имя полетело на крыльях славы и вошло в сердца народов Подкарпатского края. Его поражение было подготовкой победы. Может быть, народ не совсем понимал это, но чувствовал.
Поэтому Красного Петрушевича любили и ждали не только под Лесистыми Карпатами, но и далеко за границами этой маленькой страны.
Он дал народу землю, поэтому господа заключили его в тюрьму.
После его освобождения из тюрьмы многие думали, что он живет в том лесу, где когда-то Ракоци встречался с босым Тамашем Эсе и девушкой-цыганкой, играющей на чудесной скрипке. Другие рассказывали, что, когда Микола находился в Москве, он попросил у Ленина снадобье, чтобы залечить беды народные.
Твердый, умный, мужественный русинский батрак, Микола сделался легендарным героем. А легенда растет быстрее бурьяна, она выносливее дуба. Это происходит по двум причинам — из-за плохого знания прошлого и безмерно наивного представления о будущем. Прошлое, привычное дает ей форму. Поэтому герой легенды делается внешне несколько похожим на святых церкви. Будущее — надежда на будущее — дает легенде о герое содержание; именно эта надежда на будущее предписывает герою бороться и побеждать.
Микола был достоин любви и уважения за то, чем он стал в действительности. Но вождем своего народа Микола — Красный Петрушевич — стал не только благодаря своей железной воле и непоколебимой вере в свое дело, но и благодаря созданным вокруг его имени легендам.
Легенды эти не рассеялись и тогда, когда Микола — после забастовки по случаю приезда Жатковича — вернулся домой в Сойву и поступил на работу дровосеком. Святой, работающий дровосеком и питающийся кашей и кукурузой! Он был, может быть, единственным человеком в Подкарпатском крае, который не знал, что Красный Петрушевич является героем легенд, святым. Микола стал дровосеком, чтобы жить жизнью самых близких ему людей, и там, где он больше всего чувствовал себя дома. И нам было легче добиться для него амнистии, чем уговорить его бросить работу дровосека, переехать в Мункач и занять, вместо изгнанного Лорко, пост председателя совета профессиональных союзов.