Первый удар этот хитросплетенный план получил от Кестикало, а второй — от чешских рабочих.
Когда газеты начали писать о предстоящем процессе, верецкинский финн вышел из лесу и добровольно явился в полицию в Кошице. Но прежде чем выдать себя, он в подробном меморандуме информировал руководителей «Марксистской левой» обо всем, что действительно произошло в Подкарпатском крае. И пока полицейские Климы были заняты избиением верецкинского кузнеца, «Марксистская левая» начала большую кампанию против колониальной политики республики.
После бурного заседания парламента министр внутренних дел приказал Климе дать разрешение защитнику посетить Гезу Балинта, поговорить с ним наедине.
В то время как пражские, брновские и кладненские рабочие организовали демонстрации — протест в связи с событиями в Подкарпатском крае, — реакционеры из Подкарпатского края тоже не дремали. В стране была создана «Комиссия автономии», руководителями которой были Каминский, Кохут, Кавашши и Лорко. Кавашши вышел из чешской партии и основал Венгерскую национальную партию, а Лорко, привлекший к этому делу двуязычного Вихорлата, создал Русинскую рабочую партию. Самых активных борцов, поддерживавших как Кавашши, так и Лорко, бывших гвардейцев Жатковича, которых бывший кандидат на царский престол забыл в Подкарпатском крае, прежде чем уйти в отставку, губернатор устроил на разные должности. Одних назначил начальниками уездов, других — чиновниками по налоговому ведомству, а третьих — старостами или инспекторами школ.
Таким образом, поддержка бывших царских офицеров много значила.
«Комиссия автономии» установила связь, с одной стороны, с польскими генералами, а с другой — с некоторыми венгерскими кругами. Кавашши постоянно переписывался с Дюлой Гембешом. Каминский произнес в большом зале «Короны» перед особо приглашенной публикой внушительную программную речь, в которой почти с полной откровенностью высказался против чехословацкой демократии, доказывая нежизнеспособность всех демократий вообще, и пел дифирамбы польской шляхте и Дюле Гембешу. Ужгородцы услышали тогда в первый раз имя Адольфа Гитлера.
Вопрос о Подкарпатском крае стал неприятным для правительства. Премьер-министр советовался с Седлячеком, этим прекрасным знатоком русинского вопроса.
Правительство, оказавшись между двух огней, после короткого колебания согласилось с планом, предложенным агентом по продаже вина Седлячеком.
Министр внутренних дел снова разрешил профессиональным союзам Подкарпатского края легальную работу. Это, по уверению Седлячека, должно было создать господам Кохуту и Кавашши столько забот и неприятностей, что у них не останется ни времени, ни охоты на то, чтобы агитировать против чехословацкого правительства. И рано или поздно, считал Седлячек, они сами обратятся за помощью к чешскому министру внутренних дел, против профсоюзов и рабочих партий, когда рабочее движение снова окрепнет.
Другим мероприятием, принятым правительством по совету Седлячека, было аннулирование процесса против Гезы Балинта. «Благодаря этому, — говорил Седлячек, — паруса „Марксистской левой“ останутся без ветра. Лучше всего будет выбросить из республики этого громко лающего пса. Когда он окажется вне пределов республики, то никому не будет опасен».
Министр внутренних дел отдал Климе распоряжение отпустить одного из арестантов, другого выслать. Министр внутренних дел не написал фамилии, думая, что если позже к нему обратятся с вопросом: на каком основании выслали чехословацкого гражданина с территории республики, он может сказать, что хотел выслать Кестикало, не являющегося чехословацким гражданином, и распорядился относительно моего освобождения, но Клима перепутал дела. Он понял своего начальника и сделал ему одолжение — выпустил Кестикало и выслал меня. Кроме того, он скоро нашел юридическое основание для моей высылки: хотя мой отец и дед родились в Берегсасе, но прадед был родом из Матэсалки, а эта деревня находится на южном берегу Тисы, в Венгрии. Я унаследовал венгерское подданство от своего деда.