Вот что пишет М. Хорошавин о караване, который он вместе с Маланьиным сопровождал из Бачкова на высоту Безымянную: «Боеприпасы и продовольствие были во вьюках на лошадях. Впереди шли старшина роты и я. Было это перед утром. Немцы нас встретили на стыке двух лесных троп, издали обстреляли из автоматов. Для нас такой вариант оказался наиболее выгодным — ранило лишь одну лошадь, остальных мы быстро убрали в безопасное место, в большой овраг, и начали перестрелку. Немцы попытались нас обойти, но на Безымянной услышали стрельбу, и к нам на помощь вышла рота разведчиков. Немцы отступили. Боеприпасы и продовольствие мы благополучно доставили на высоту».
Главную тяжесть доставки к месту боев боеприпасов и продовольствия вынесли на своих плечах старшины рот и батарей. Именно им чаще всего приходилось вступать в схватки с вражескими автоматчиками. При этом мы несли потери, были убитые и раненые.
Многие старшины, другие хозяйственные работники тыла, отличившиеся в боях за Бачков, были награждены орденами.
На лесной тропе с немецкими автоматчиками столкнулась и наша полковая батарея. Произошло это на марше, когда она перемещалась с прежних огневых позиций из-под Бачкова на Безымянную высоту. Вел ее командир взвода управления Рыбин. Он сказал лейтенанту Оничко, что ему надо до прихода батареи проскочить на высоту и «все там, на новом месте, с Румянцевым обмозговать». Рыбин ушел вперед, взял с собой бойца Умурзакова. Чтобы сократить путь, они свернули с лесной дороги влево и пошли в направлении высоты через лес, без дороги.
Батарея, вытянувшись в колонну, приближалась к тому месту, где дорога резко поворачивает вправо и подходит вплотную к горной речке. Здесь, между речкой и возвышенностью с хаотическим нагромождением камней, дорога ныряла в узкое дефиле, и Оничко забеспокоился, послал вперед дозор в составе Спесивцева и Кочегина. Санинструктор Ольга Рябичко тоже попросилась в дозор: «Не ровен час, санинструктор понадобится». Оничко разрешил.
Спесивцев первым заметил немцев. Он успел выстрелить. Гитлеровцы ответили яростной стрельбой. Часть из них пыталась обойти наших дозорных, чтобы прижать их к реке и отрезать пути отхода к батарее. Артиллеристы, распластавшись на земле, отстреливались, не сомневаясь, что батарея услышит стрельбу и вот-вот подойдет к ним на помощь.
Заметив приближающуюся батарею, вражеские автоматчики разделились: одна группа человек в двадцать перекрыла дорогу между нашим дозором и батареей и открыла по батарее стрельбу, другая, до десятка гитлеровцев, где перебежками, а где и ползком, начала сближаться со Спесивцевым, Кочегиным и Рябичко, пытаясь взять их в плен.
Рыбин, заслышав перестрелку, со всех ног бросился назад к батарее. Первая группа немцев, сбитая с дороги, отстреливаясь, уходила в лес. Артиллеристы их преследовали.
Хуже было у Спесивцева. Гитлеровцы наседали, несколько человек ползли к Ольге Рябичко. «Пропадет», — мелькнуло в голове Спесивцева. «Стреляй их, гадов, нс бойся, — крикнул он Ольге, — я помогу!» И, поднявшись с земли, взмахнул гранатой. Вслед за выстрелом Рябичко, почти слившись с ним, раздался взрыв гранаты Спесивцева.
Спесивцев тут же был прошит автоматной очередью и рухнул на землю.
Всего этого Рябичко не видела. Она с ожесточением стреляла по уцелевшим гитлеровцам, пустившимся в бегство. Когда все стихло, Ольга поднялась с земли и стала осматриваться вокруг. В 50 метрах от нее лежал Спесивцев. Еще не понимая, что с ним произошло, Ольга подошла к нему, негромко сказала:
— Спасибо, Вася, помог, а то бы мне не уцелеть.
Кочегин сказал:
— Ну вот, Вася, и все… Кончилась для тебя война.
Ольга, онемев, смотрела на Спесивцева, заплакала.
Подошла батарея. Молча постояли над телом погибшего товарища. Парторг батареи Оничко сказал несколько прощальных слов. Отсалютовали выстрелами из автоматов и карабинов…