Разговоры не прекращались ни на мгновение, сколь скудны бы они не были. Всё вокруг заполнял шум, шум уже давно заменивший привычные слова, вновь и вновь находящий отголоски в неокрепших умах.
– Лекарством от чувства вины в том, что не в силах были изменить, станет нам полная апатия, кричащая о своём безразличии в расписанных церквах и грязных подвалах, потому что лишь крик будет свидетелем нашего безразличия. Мы грянем на мир бушующим противоречием, полыхающим, словно крошечная спичка, незаметная даже этой самой темной ночью.
И ночь началась! Люди грянули на проповедь, грянули разъяренной толпой, вооруженные вилами, швабрами и блестящими сковородками. Они выбрались из стен старого театра и двинулись вперёд, неся за собой свои плакаты, крики, предрассудки.
И ночь началась! Самая тёмная и страшная, ночь полная мук и предрассудков, когда толпа вышла на улицы и понесла с собой свою правду. Начался марш моралистов. Настолько ужасных, необразованных, глупых и уродливых, что сами их лица сводят с ума.
И ночь началась! Литература потухла, остыла как пепел с костра, оставив место лишь глупым предрассудкам, идеям из старых советских учебников, полных плесени и гноя. В них лишь глупец способен найти для себя утешение, и лишь безумец способен найти в них ответы.
– И так нельзя!
И новые слова гибнут, соприкасаясь с воздухом. На бумаге же, они обретают бесконечный покой, но покоем их становятся желтые пыльные гробы, которые спасли их от гибели, но оставили в небытии, потому что только то, что когда-то было забыто, способно снова дать ответы.
– И так нельзя!
Толпа кричала, глядя на разинутый рот, и вновь кричала, не понимая, почему они тут собрались. Проповедник не мог успокоить собравшихся, и все, кто когда-то был зол и обижен, поддержали бы их и кулаками и бессвязными воплями. Но и с ними крепло великое разочарование.
2. Чувство вины
Крики, ссоры, скорбь, утраты. Все ни капли не нужное, до сумасшествия скучное и нелепое. Гадкое до боли в желудке. И жизнь видится нами лишь, как несчастный лист бумаги, зажатый с двух сторон грандиозными томами небытия. И видим мы это не столько в наши дни скорби, сколько в памяти о счастливейших и радостных мгновеньях.
– Но ведь я в этом не виноват!
Ты самое большое разочарования в жизни. Однако кто полагал на нас надежды, а главное зачем? Почему обязанность нести все тягости падает нам на плечи столь стремительно и бездумно? Так говорят слабые, которых покинули силы. Так говорят сильные, которым хватило глупости открыть глаза, ведь все разочарования лишь от глупости полагания, но все новые открытия лишь от остроты ума.
– Но ведь я в этом не виноват!
Каждая дверная ручка должна опуститься вниз на полметра, каждый стул перестать падать, каждая капля перестать затекать в рот, чтобы спасти тех несчастных, кого тяготило чувство вины. Лишь в прошлом, всего лишь немного тяготило, лишь сравнительно сильнее, чем станет потом.
И проповедник перешел на крик.
– Но ты не пришел, ты не пришел, мой Иоганнес!
Никто не слушал, потому что был глух. Никто не мог понять, потому что был безмолвен. И все потуги кинуть в воздух свое бесценное мнение не могли увенчаться успехом, потому что даже сам воздух не был готов их принять. Спор рождал лишь непонимание и каждый остался со своим мнением.
И тогда я впервые почувствовал вину. Вину за того несчастного проповедника, вину за каждую ненаписанную повесть, вину за собственные неизбежные страдания, на которые обрекаем себя мы, слушающие проповедь.
– И в этом есть моя вина!
И тогда мы, слушающие проповедь разомкнули свои рты. Трепещущий голос проповедника слился с нашим в едином хоре, и мы смогли перестать кричать понапрасну. Бушующую площадь озарило пение, ведь только пение могло дать страждущим ответы, только в пении напивались изнеможённые, только пение давало слабому сил.
Я один виновен в своем отчаянии, но обвинять самого себя не в силах, потому что и это есть суть decadence. Однако и в это верить я не способен. Если же и переставать верить во что-то, то и не прекращать в неверии разочаровываться.
3. Об одиноких
И так рождаются уродства и тащат за собой величайшее искусство. Отчаяние, вина и одиночество что бредут по дороге вместе, но каждый отдельно, потому что не способны поладить друг с другом. Катализатором станет же вам разбитое сердце, но не смейте доверять ему полностью, потому что с истиной несет оно в себе и великий обман.
И не поможет ничто вам в поиске ответов, а Шопенгауэр станет единственным тому подтверждением, ведь чем больше дверей закрывается, тем больше за ними остается нетронутыми.