С обыском Болдырев провозился часа два.
В комнате, где жил Чаплицкий, был полный раззор. На столе валялись оружие, патроны, документы.
Особое внимание Болдырева привлекли две схемы, исполненные от руки, но очень профессионально.
Одна схема указывала расположение водолазных ботов и лихтера «Труд» на рейде Архангельского порта. Стрелками были нанесены морское течение и направление ветра.
На второй схеме был маршрут хлебного каравана.
Болдырев подозвал Солоницына, испуганно съежившегося в углу.
— Это что? — он показал на схемы.
Купец воздел руки к небу:
— Истинный Христос, не знаю, Андрей Васильевич, — нешто моего ума это дело?
— А прятать у себя под крылышком контрреволюционного гада — это твоего ума дело?
— Дак ведь знаете ж вы его, голубчик, Андрей Васильевич, гражданин Болдырев... — чуть не плакал Солоницын. — Под пистолетом меня держал... Сколько он кровушки пролил — ему меня прихлопнуть, что высморкаться!
Болдырев зловеще пообещал:
— Вот теперь трибунал тебе кровушки добавит... Поставят тебя к стенке по всем правилам.
Солоницын скорее рассердился, чем испугался.
— Рассердясь на блох — да и шубу в печь! — бросил он. — Нешто по уму это? Я ведь показывал тебе, где он, супостат бесовский!
Болдырев ехидно заметил:
— У тебя другого выхода не было. Ты мне лучше скажи, откуда у него эти карты?
Солоницын изобразил полнейшее недоумение:
— Да не знаю я! Что он — мне отчитывался?
Болдырев мерно похлопывал ладонью по схемам:
— Подумай, подумай, Никодим Парменыч... Гляди, учтут в трибунале чистосердечное твое.
— Обещаешь? — с надеждой спросил Солоницын.
Болдырев хитро улыбнулся:
— Словечко могу замолвить... Если перед народом заслужишь, конечно...
— Заслужу, богом клянусь, заслужу! — Солоницын снова перекрестился на иконы в углу залы. Помолчал, потом сокрушенно заметил: — Говорят люди, приметы не сбываются... Мне нынче приснилось, что церковь святого Иоанна упала. Примета?... Вот и не верь теперича...
— Ты мне приметами своими голову не морочь. Лучше расскажи, кто из наших ему эти карты приносил.
— Да я не знаю... — нерешительно начал Солоницын, — из наших, из чужих ли... Я ведь его толком и не видел.
Болдырев оживился:
— Ну— ну— ну... Это как тебя следует понимать — «толком не видел»?
Солоницын сказал искренне:
— Петр Сигизмундович отсылали меня... как тому прийти... Нечего, скажет, бывало, тебе тута маячить.
— Ну?...
У глазных щелочек купца зал учились хитрые морщинки:
— Конечное дело, я разок— другой в щелку— то заглянул: дом, что там ни говори, все ж таки мой, нет? Должон я знать, о чем они шепчутся?
— И о чем же они шептались?
— Ну, про политику больше... Про караван ваш разговоры были... — выдавил из себя Солоницын. — Что за границей делается: «сообчают, мол, то... сообчают это...»
— А что именно сообщают из— за границы? — настойчиво переспросил Болдырев.
— Да я ж говорю — все про политику больше.
— А про нас конкретно? Про хлебную экспедицию, про караван морским путем?
Солоницын морщил лоб, как бы вспоминая, потом махнув рукой, решился.
— Про караван сообчили, мол, что англичане пришлют крейсер какой— то... — сказал он мрачно.
— Куда? Зачем?
— Караван ваш перехватить... В море, конечно... Он им всем... — Солоницын рубанул рукой по шее, — ну, ровно кость в горле застряла!
Болдырев показал купцу маршрутную схему каравана:
— Где? В каком месте? Ну!..
Солоницын горячо прижал руки к груди:
— То я не знаю, Андрей Васильевич. Ей— богу, не знаю!.. Он толковал все — «рандеву— рандеву, кардинаты— кардинаты», а где они, кардинаты да рандеву эти самые, — неведомо мне; я ране и не слыхивал про них...
Болдырев в задумчивости долго расхаживал по комнате, потом спросил:
— Какой он из себя?
Солоницын наморщил лоб:
— Не скажу, что разглядел его толком... Длинный, конечно, прямой, будто жердина... Сам из себя худой... Куртка на нем кожаная, вроде — черная...
— А лицо?
— Плохо видать было, Андрей Васильевич! Ей— богу — ведь все ж таки глядел— то через щелку — а свету еле— еле... Длинное тоже лицо... Белое... А так — ни усов, ни бороды.
В горницу ввалились потные, запыхавшиеся чекисты.
— Ушел, товарищ начальник, — виновато доложил Черемных. — Мы пока выскочили — его и след простыл. Он, видать, место знает — как махнул задворками...
— Эх, вы— и— и... — с досадой протянул Болдырев, будто не от него самого ускользнул контрразведчик. Повернулся к Солоницыну: — Собирайся, Никодим Парменыч, разговор долгий... у нас договорим.
Баренцево море было непривычно спокойным. Иногда длинная, очень пологая волна под косым лучом полярного солнца вдруг просвечивала голубизной, пенный барашек украшал ее своим узорным кружевом, и тогда пропадала свинцовая тяжесть Ледовитого океана, на миг можно было представить себя посреди ласкового южного моря, с надеждой поискать на горизонте белоснежные строения теплых берегов.
Но — только на миг; резкий холодный ветер заставлял плотнее запахнуть штормовку, длинная волна, разбившись о борт, обдавала ледяными брызгами. На горизонте вместо пальм виднелись угрюмые острые очертания прибрежных черных скал...
Тяжелый корабль неторопливо утюжил океан, и чайки с удивленными криками облетали это диковинно раскрашенное во все цвета радуги — кругами и длинными волнистыми полосами — плавучее сооружение, известное в морских справочниках как четырехтрубный броненосный крейсер флота его величества короля Англии «Корнуэлл».
На ходовом мостике тяжелого крейсера находились двое — капитан Смайзлс и штурман Эванс.
Штурман доложил командиру:
— По правому борту — земля. Мы на траверзе острова Колгуев, сэр.
— Координаты?
— Сорок девять градусов тринадцать минут западной долготы, шестьдесят девять градусов тридцать семь минут северной широты.
— Карту!..
Штурман протянул капитану навигационную карту, на которой был четко проложен маршрут хлебного каравана: от Обдорека до северной оконечности полуострова Ямал, в обход мелей острова Белый.
— Почему они идут вокруг Белого? — задумчиво спросил капитан Смайзлс.
— Осмелюсь высказать предположение, сэр, они не хотят рисковать. Здесь очень сложный навигационный район. Два года назад наскочил на мель и затонул у Сердца— Камня ледокол «Вайгач» под командованием капитана Бориса Вилькицкого...
— О, это замечательный полярный навигатор! — заметил капитан Смайзлс.
— Так точно, сэр!
— Но они делают большой крюк. А ведь у них мало угля... Что передает агент?
— В точке с координатами семьдесят градусов западной долготы и семьдесят четыре градуса северной широты караван взял курс двести сорок три вест— вест— зюйд в направлении Карских Ворот, — показал штурман на карте движение каравана и место самого крейсера. — Если у них ничего не случится, то через пятьдесят пять — шестьдесят пять часов они пройдут маяк Энибой на южной оконечности Северной земли и втянутся в горловину Карских Ворот.
Капитан еще раз провел янтарной указкой по маршруту каравана.
— Где вы предлагаете рандеву?
Штурман Эванс погладил корректные седоватые усы, сказал:
— Я думаю, сэр, надлежит занять позицию в середине пролива, в трех милях севернее острова Вайгач.
— Маневр?
— Широкие переменные галсы. Полагаю, в этом случае мы не сможем пропустить караван...
— Вы надеетесь на их дымы?
— Так точно, сэр, их, вероятно, можно будет наблюдать за несколько миль.
Смайзлс смерил штурмана недоверчивым взглядом:
— А если туман? Снеговой заряд? Или сильный дождь?
Эванс улыбнулся:
— Ну что вы, сзр! Я уверен, в этом случае они сами прекратят переход, сэр. Ведь это армада разнотипных, несплаванных друг с другом старых судов. Плохие команды... Они мгновенно растеряют — при плохой видимости из— за погодных условий — ближайшие мателоты...