— Говорю тебе, что верну обратно трон, Корд, — повторил Мефис, повышая голос. — Ты должен только подписать это, — он протянул бумагу. — Это прекратит ненужное кровопролитие и вернет Корве мир и процветание, которых она заслуживает.
— Что здесь написано? — потребовал ответа Корд.
— Это приказ для Мьюзо, — сказал Мефис, — сложить оружие, поскольку ты снова правишь, как джонг, и в Корве объявлен мир.
— И все? — спросил Корд.
— Практически все, — ответил Мефис. — Здесь еще одна бумага, которую ты должен подписать ради мира и процветания Корвы.
— Что за бумага?
— Приказ, назначающий меня советником джонга со всеми полномочиями действовать вместо него во всех случаях. Он также ратифицирует все законы, изданные Партией Зани со времени ее прихода к власти в Корве.
— Другими словами, если говорить честно, эта бумага предает немногих оставшихся верными мне в руки Мефиса. Конечно, я отказываюсь.
— Погоди, — рявкнул Мефис. — Есть еще одно условие, которое может заставить тебя изменить решение.
— А именно? — спросил Корд.
— Если ты откажешься, то будешь признан предателем своей страны, и с тобой поступят соответствующим образом.
— Убьют?
— Казнят, — поправил Мефис.
— Я все равно отказываюсь, — сказал Корд.
Мефис поднялся с места. Его лицо побагровело от ярости.
— Тогда умри, глупец! — почти заверещал он. И, выхватив свой амторианский пистолет, он выпустил поток смертельных R-лучей в стоящего перед ним беззащитного человека. Без единого звука Корд, джонг Корвы, упал мертвым на пол.
11. Кольцо смыкается
На следующий день, совершая обход тюрьмы, я решил для себя провести опрос некоторого количества заключенных. Мне интересно было знать, за какие преступления они подверглись такому ужасному наказанию — ибо заключение в Гап кум Ров было серьезным наказанием. Я обнаружил, что многие из них слишком свободно высказывали свое мнение и Зани и Мефисе, а их предполагаемые друзья донесли на них. Многие вообще не знали, в чем их обвиняют, а некоторые попали сюда, потому что кто-нибудь из гвардейцев Зани давно имел на них зуб. Один человек попал сюда, потому что офицер Гвардии Зани хотел получить его женщину, другой — потому что чихнул, находясь в поклоне, когда должен был выкрикивать «Мальту Мефис!»
Единственная возможность освободиться для них была в подкупе какого-нибудь Зани. Но добиться искомого результата было трудно, потому что сами Зани боялись навлечь на себя подозрение. Я проводил опрос среди заключенных в больших камерах на первом этаже. Меня сильно интересовали подземные этажи, где, как я считал, мог содержаться в заключении Минтеп. Я не осмеливался проявить свой интерес к этим заключенным, боясь навлечь на себя подозрения, так как мне было известно, что среди заключенных есть осведомители, которые получают привилегии, а иногда и свободу, донося на своих товарищей-заключенных. Торко сказал, что я не должен даже знать имен заключенных самого нижнего этажа. Но я был полон решимости выяснить, есть ли среди них Минтеп. Наконец, мне пришел в голову план, который, как я надеялся, приведет к успеху.
С большим трудом я написал плохие стихи на амторианском и напевал их на мелодию, которая была популярна в Америке, когда я покинул Землю. Два куплета содержали сообщение для Минтепа, чтобы он подал мне знак, если он здесь, а я таким образом определил бы его камеру.
Чтобы отвлечь подозрения, я выработал привычку напевать мою песенку постоянно, отправляясь по своим ежедневным обязанностям. Но сначала я пел ее только на верхних этажах. Мой кордоган и некоторые другие гвардейцы заинтересовались моей песенкой и задавали мне о ней глупые вопросы. Я сказал им, что мне неизвестны ни ее происхождение, ни смысл, что слова для меня ничего не значат, и я пою ее только потому, что мне нравится мелодия.
Кроме упражнений в поэзии я также предпринимал усилия в другом направлении. Замки камер и дверей тюрьмы были разными, но существовал главный ключ, который открывал их все. В отсутствие Торко этот ключ находился у меня. Как только он попал ко мне, я отправился в город и заказал два дубликата. В то время у меня еще не было точного плана, но, хоть я и понимал, что иду на большой риск, я чувствовал, что ключи могут сыграть решающую роль в спасении Минтепа, если выяснится, что он все-таки заключен в Гап кум Ров.
Вы себе не можете представить всех тех предосторожностей, которые мне приходилось предпринимать во всех моих действиях, чтобы не возбудить подозрений, враждебности или зависти, ибо каждый гражданин Амлота был потенциальным шпионом или осведомителем. Но я должен был торопиться, ибо над моей головой постоянно висело дамоклово послание Мьюзо. У кого оно? Почему они не нанесли удар?
Меня привыкли видеть постоянно бродящим по тюрьме в одиночку, проверяющим камеры, комнату стражи, кухню, так что не вызывало пересудов, где бы меня ни обнаружили. И я чувствовал, что мое постоянное мурлыкание дурацкой песенки служит подтверждением того, что я не делаю ничего необычного или тайного.
За день до того, как должен был вернуться Торко, я решил окончательно определить, содержится ли Минтеп в заключении на нижнем этаже. С этой мыслью на уме я прошел, напевая, через всю тюрьму, как обычно, чувствуя себя лунатиком. Я спустился в подвал, прошел через комнату суда, и оказался в сумерках коридора с запретными камерами. Я прошелся по коридору, напевая два куплета, которые сочинил, чтобы возбудить интерес Минтепа и, возможно, узнать, где он, если он вообще здесь. Вот эти стихи в приблизительном переводе на английский:
Оплаканная своим народом, Та, кого искали родные, Дуари жива И не ведает о твоей судьбе.
Слово, знак — Лишь этого она просит от тебя. Если можешь подать его, Доверься мне.
Я продолжал напевать другие стихи, или просто мурлыкать себе под нос, прохаживаясь мимо камер, но ответа не было. Я дошел до конца коридора и повернул обратно. Я снова спел свои стихи, и когда дошел до последних камер, то увидел, что к решетке одной из них прижался человек. В слабом свете я не видел его лица, но когда и миновал его, он прошептал единственное слово: «Здесь». Я заметил расположение его камеры и продолжил путь.
Я занимал кабинет Торко рядом с комнатой стражи. Когда я вернулся туда, то обнаружил, что меня ожидает кордоган с несколькими новыми заключенными. Одной из моих обязанностей было принимать новых заключенных, допрашивать их и направлять в камеры. Клерк вел записи всего этого. Все, что мне нужно было делать, согласно указаниям Торко — это оскорблять и бить заключенных.
Их было трое, и все выстроились перед моим столом. Глянув на них, я тотчас узнал в одном из них Хорджана, брата Лодаса. К своему ужасу, я увидел, как в его взгляде мелькнуло изумление — он меня узнал! Или по крайней мере, мне так показалось.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Хорджан, — ответил он.
— Почему ты оказался здесь?
— Некоторое время назад я донес, что в моем доме скрывается незнакомец, — ответил он. — Когда пришли гвардейцы, они никого не нашли. Он убежал. Они очень рассердились на меня. Сосед, которому я рассказал о незнакомце, тоже рассердился на меня. Сегодня он пошел в Гвардию Зани и сказал им, что он видел этого человека, и что я на самом деле укрывал его, и донес только потому, что знал, что донесет он, сосед. Он сказал им, что незнакомец был шпионом из Санары, и что он все еще в городе.
— Откуда он знает, что этот человек все еще в городе? — спросил я.
— Он сказал, что видел его, что невозможно забыть лицо этого человека и его глаза. Он сказал, что тот был одет в униформу гвардейца Зани.
Я знал, что друг Хорджана не видел меня, и что это Хорджан таким образом сообщает мне, что узнал меня.
— Очень скверно будет, если окажется, что твой друг ложно оклеветал офицера Гвардии Зани, — сказал я. — Если кто-то так поступил, его обязательно подвергают пыткам перед смертью. Может быть, стоит допросить твоего друга, видел ли он незнакомца в твоем доме и заставить его описать этого человека?