«Притормози», — одернул он себя снова.
Бонд уселся в старинное кожаное кресло в спартански обставленной гостиной. Большая часть вещей перешла ему по наследству от родителей и после их смерти хранилась на складе рядом с домом тетки, в Кенте. Что-то он потом докупил сам — несколько ламп, письменный стол, стулья и аудиосистему, слушать которую, впрочем, вечно не хватало времени.
На каминной полке стояли в серебряных рамках фотографии родителей и бабушек с дедушками — шотландцев с отцовской стороны, швейцарцев — с материнской. На нескольких снимках был запечатлен сам юный Джеймс со своей тетей Чармиан в Кенте. На стенах висели фотографии другого рода, сделанные матерью, фотографом-фрилансером. Большей частью черно-белые, они запечатлевали политические собрания, профсоюзные мероприятия, спортивные состязания и панорамные экзотические пейзажи.
В самом центре каминной полки располагался весьма неожиданный арт-объект — патрон, не имеющий ровным счетом никакого отношения к службе Бонда агентом категории «ноль-ноль» в отделе «О» ГМП. Он принадлежал совсем другому этапу его биографии.
Как ни принуждал себя Бонд считать все отношения с Филли — все дела с агентом Мейденстоун — сугубо профессиональными, он не мог не думать о ней как о женщине.
О женщине, которая больше не связана помолвкой.
Допустим, его тяга к Филли — это нечто большее, чем физическое влечение. Тогда закономерно возникает вопрос, который он себе уже задавал относительно других женщин (хоть и не часто): стоит ли рассчитывать на что-то серьезное?
С личной жизнью у Бонда было куда сложнее, чем у многих. Обзавестись постоянной спутницей мешали в какой-то степени и бесконечные разъезды, и условия работы, и опасность, грозящая ему на каждом шагу. Главная же сложность состояла в том, чтобы признаться, в чем на самом деле заключается его работа, а точнее, что подразумевается под двумя нулями. У некоторых женщин (если не у большинства) его обязанности вызовут ужас (если не отвращение).
Рано или поздно любой женщине, с которой его будет связывать нечто большее, чем постель, ему придется хотя бы частично во всем признаться. Не получится до бесконечности хранить тайну от близкого человека. Люди гораздо умнее и наблюдательнее, чем нам кажется, поэтому, если ты связал себя с кем-то романтическими узами, твои самые важные тайны останутся тайнами лишь в том случае, если так пожелает другой.
В Уайтхолле внешняя отстраненность, может быть, и возможна, а между спутниками жизни — вряд ли.
Однако с Филли Мейденстоун это как раз не проблема. Не нужно никаких откровений за ужином или на смятой утренней постели. Ей прекрасно известен и его послужной список, и круг его обязанностей.
И ресторан она выбрала недалеко от своего дома.
Что кроется за таким выбором?
Джеймс Бонд взглянул на часы. Пора одеваться и попробовать разгадать эту шифровку.
Глава 18
В четверть девятого такси высадило Бонда у «Антуана» в Блумсбери, и он моментально одобрил выбор Филли. Многолюдных, шумных ресторанов и баров он терпеть не мог, и ему уже не раз доводилось покидать раскрученные заведения, где уровень децибелов превышал терпимый. «В модных пабах сейчас скорее грустно, чем вкусно», — пошутил он однажды.
Но в «Антуане» царили тишина и интимный полумрак. У дальней стены красовалась впечатляющая коллекция вин, а остальные стены были увешаны неяркими портретами девятнадцатого века. Бонд попросил отдельный закуток поближе к стене с винами и, опустившись на мягкий кожаный диван, лицом к залу, как обычно, обвел заведение взглядом. Судя по всему, в основном деловые люди и завсегдатаи.
— Что будете пить? — поинтересовался официант, приятный мужчина лет под сорок, с бритой головой и проколотыми ушами.
Бонд остановил свой выбор на коктейле.
— «Краун роял», пожалуйста, со льдом, двойной. Добавьте половину мерки «Трипл-сек», пару капель горькой настойки и завиток апельсиновой цедры.
— Хорошо, сэр. Интересный коктейль.
— На основе «Старомодного», но вообще-то мое собственное изобретение.
— А название у него есть?
— Нет пока. Подыскиваю.
Коктейль принесли через несколько минут — идеально составленный, о чем Бонд не преминул сообщить официанту, отпив глоток. Когда он поставил стакан на стол, в дверь вошла Филли, сияющая радостной улыбкой. Заметив Бонда, она ускорила шаг.
На ней были обтягивающие черные джинсы и коричневый кожаный пиджак, а под пиджаком облегающий темно-зеленый свитер цвета его «ягуара».
Бонд привстал при появлении девушки, и она села за стол — рядом с ним, не напротив. В руках у нее был портфель.
— Ты как, нормально?
Бонд ожидал чего-то более интимного, чем такое формальное приветствие. «А собственно, почему?» — строго спросил он себя.
Едва сняв пиджак, она перехватила взгляд официанта, встретившего ее радостной улыбкой:
— Офелия!
— Здравствуй, Аарон. Мне бокал мозельского рислинга.
— Уже несу.
Вино прибыло, и Бонд сказал Аарону, что они пока повременят с заказом. Бокалы качнулись навстречу друг другу, не соприкасаясь.
— Прежде, — придвигаясь чуть ближе, начал Бонд, — про Хайдта. Рассказывай.
— Отработала особый отдел в Ярде, «Шестерку», Интерпол, Национальный информационно-криминологический центр, ЦРУ и еще Нидерландскую службу разведки и безопасности. В «Пятерке» тоже кое-что попыталась разузнать втихаря. — От Филли явно не укрылись трения между Бондом и Осборн-Смитом. — Криминала за ним не числится. В списках лиц под особым наблюдением не состоит. Скорее тори, чем лейборист, а вообще от политики довольно далек. Ни к какой церкви не принадлежит. С подчиненными обращается нормально — трудовых конфликтов не наблюдалось. От налоговой и охраны труда никаких нареканий. Обычный состоятельный бизнесмен. Очень состоятельный. Занимался и занимается исключительно сбором и переработкой мусора.
«Мусорщик…» — подумал Бонд.
— Пятьдесят шесть лет, женат не был. Родители — голландцы — уже умерли. Отец не бедствовал, много путешествовал по работе. Хайдт родился в Амстердаме, в двенадцать лет его перевезла сюда мать. У нее был упадок сил, поэтому сын оказался на попечении домработницы, приехавшей с ними из Голландии. Потом отец Хайдта разорился и навсегда исчез из жизни сына. Домработница, оставшись без жалованья, позвонила в Службу опеки и тоже исчезла, а ведь она восемь лет неустанно заботилась о мальчике. — Филли сочувственно покачала головой. — Ему было тогда четырнадцать. В пятнадцать он начал работать дворником. А потом исчез с горизонта — до двадцати лет. В двадцать с небольшим открыл «Грин уэй» — тогда как раз начался бум с переработкой отходов, и пошла борьба с загрязнением среды.
— Как ему удалось подняться? Наследство привалило?
— История загадочная. Начинал он, насколько я понимаю, без пенса в кармане. Умудрился как-то оплатить учебу в университете в юношеские годы. Изучал древнюю историю и археологию. Сейчас его состояние оценивается в несколько сотен миллионов. Просто он более скрытный, чем остальные.
— А «Грин уэй»?
— Занимается вывозом мусорных контейнеров и строительного мусора, металлоломом, сносом зданий, переработкой, уничтожением бумажных документов, вывозом и захоронением опасных отходов. Согласно деловой прессе, компания намерена открыть центры сбора и переработки отходов в десятке других стран. — Филли продемонстрировала распечатку рекламной брошюры.
Бонд, нахмурившись, посмотрел на логотип. Что-то вроде зеленого кинжала, лежащего на боку.
— Это не кинжал, — рассмеялась Филли, — хотя я тоже так подумала. Это листик. Сейчас самые лакомые темы у зеленых — глобальное потепление, загрязнение, источники альтернативной энергии. Но сбор и переработка отходов не вредящими планете способами тоже стремительно выдвигаются на первый план. И «Грин уэй» — в авангарде.
— Компания не связана с сербами?