Открыв складной нож, Бонд острым как бритва лезвием разрезал на парне рубашку и лентой ткани замотал ему руку, а потом затянул повязку, просунув под нее валявшуюся неподалеку палку.
— Куда он отправился? — спросил Бонд, наклоняясь над сербом и отирая испарину с его лба.
Тот, глотнув воздух, что-то забормотал на сербскохорватском, корчась от невыносимой боли, затем, узнав Бонда, проговорил:
— Позвоните брату… Вы должны отвезти меня в больницу.
— Мне нужно знать, куда он отправился.
— Я ничего не сказал. Он пытался… Но я про вас ни слова.
Несомненно, парень выложил Ирландцу все подчистую, но это сейчас не имело значения.
— Куда он поехал? — повторил Бонд.
— В больницу… Отвезите меня, я все скажу.
— Выкладывай, или через пять минут тебе конец, — ровным голосом проговорил Бонд, ослабляя повязку. Кровь хлынула ручьем.
Парень сморгнул слезы.
— Сволочь!.. Ладно. Он спрашивал, как выехать на скоростную магистраль Е-75. Она ведет в Венгрию. На север отправился. Пожалуйста, прошу вас!
Бонд снова затянул повязку. Ни на какой север Ирландец, конечно же, не едет. Такому умному и расчетливому тактику не нужны пояснения. Бонд почувствовал в противнике родственную преданность делу. Наверняка еще до прибытия в Сербию он досконально изучил всю карту окрестностей Нови-Сада и сейчас двинется на юг по Двадцать первому шоссе — единственной ближайшей крупной дороге, на Белград или под Белград, откуда его заберут.
Обыскав карманы серба, Бонд вытащил мобильный и набрал номер для экстренной связи — 112. Когда в трубке раздался женский голос, установил телефон на землю у губ парня и помчался обратно к «джетте». Выжимая предельную на ухабистой дороге скорость, он весь ушел в сложные манипуляции с рулем и педалями.
На крутом повороте машину занесло на встречную. Показавшаяся впереди большая фура с кириллическим логотипом, сердито загудев, ушла в сторону, и Бонд, разминувшись с ней буквально в дюйме, вильнул обратно на свою полосу. Во что бы то ни стало следовало догнать Ирландца — он был единственной ниточкой, тянувшейся к Ною и тысячам жертв намеченной на пятницу катастрофы.
Через пять минут на подъезде к Двадцать первому шоссе Бонд замедлил ход. Впереди мигали оранжевые вспышки, к небу, застилая луну и звезды, поднимались клубы черного дыма. Вскоре стало видно место аварии. Не вписавшись в крутой поворот, Ирландец выехал на широкую, заросшую травой обочину, оказавшуюся на самом деле никакой не обочиной. Полоска кустарника скрывала крутой обрыв, на дне которого теперь и покоилась перевернутая машина с горящим капотом.
Подъехав ближе, Бонд заглушил мотор и вышел, а потом, вытащив «вальтер», полубегом, полускользя, спустился вниз, осматриваясь в поисках возможной опасности. У машины он остановился. Ирландец был мертв — висел вниз головой, пристегнутый ремнем безопасности. На потолок салона капала кровь.
Щурясь от дыма, Бонд выбил стекло со стороны места водителя, чтобы вытащить труп. Обыщет, возьмет мобильный и все остальное, что найдется по карманам, а потом вскроет багажник и заберет чемодан с ноутбуками.
Истошное завывание сирен вдалеке стало громче. Бонд оглянулся на дорогу. Пожарные в нескольких милях отсюда, скоро доберутся. Быстрее! Над капотом, распространяя вонючий дым, бушевало пламя.
Бонд принялся перепиливать ножом ремень и вдруг спохватился: «Пожарные? Так быстро? Странно. Полиция, да, само собой. Но пожарные?»
Ухватив труп за окровавленные волосы, он повернул его голову.
Не Ирландец. Бонд взглянул на куртку. Та же надпись на кириллице, что и на фуре, с которой он едва не столкнулся. Значит, Ирландец остановил фуру, перерезал горло водителю, пристегнул его ремнем к креслу и столкнул с обрыва, а потом вызвал полицию, чтобы создать затор на дороге и притормозить погоню.
Рюкзак и все остальное из багажника он, без сомнения, вынул сам. Однако на перевернутый потолок у заднего сиденья высыпались обрывки бумаги. Бонд сгреб их и сунул в карман, уворачиваясь от языков пламени. Затем вскарабкался бегом по склону к «джетте» и погнал в сторону Двадцать первого шоссе, прочь от приближающихся мигалок и сирен.
По дороге Бонд выудил из кармана мобильный. Он напоминал айфон, но был побольше размером и напичкан оптическими, аудио- и прочими полезными приспособлениями. Сим-карт в аппарате было две: одна, чтобы регистрировать на официальное или неофициальное прикрытие агента, а вторая — секретная, с сотнями приложений и шифровальных программ.
(Поскольку телефон разработали в отделе «Кью», какой-то остряк в конторе на следующий же день окрестил его «ай-кью-фоном».)
Открыв приложение и установив приоритетную связь с центром слежения ЦПС, Бонд продиктовал описание желтой фуры. Компьютер в Челтнеме автоматически определит местонахождение агента и расходящиеся оттуда возможные маршруты, затем настроит спутник на вычисление подходящего по приметам грузовика в соответствующей зоне и установит слежку.
Через пять минут телефон загудел. Отлично. Бонд посмотрел на экран.
Однако сообщение оказалось не от ищеек, а от Билла Таннера, начальника штаба в организации, где служил Бонд. Заголовок «СРОЧНОЕ ПОГРУЖЕНИЕ» означал тревогу.
Посматривая то на экран, то на шоссе, Бонд прочел:
Перехвачено ЦПС: сербский оперативник, поступивший под твое начало по «Инциденту-20», по дороге в больницу скончался. Обвиняешься в неоказании помощи. У сербов приказ о твоем аресте. Снимайся немедленно.
Понедельник Мусорщик
Глава 6
Проспав три с половиной часа, Джеймс Бонд проснулся в семь утра в своей квартире в Челси от писка электронного будильника в мобильном. Взгляд уперся в белый потолок маленькой спальни. Дважды моргнув, Бонд, превозмогая боль в плече, голове и коленях, скатился с двуспальной кровати, подгоняемый желанием поскорее напасть на след Ирландца и Ноя.
Одежда, в которой он ездил в Нови-Сад, валялась на паркете. Подобрав ее, Бонд сунул тактическое обмундирование в тренировочную сумку, а остальные вещи — в корзину для грязного белья, облегчая задачу Мэй — чудесной домработнице-шотландке, которая трижды в неделю приходила налаживать его быт. Еще не хватало, чтобы она подбирала за ним барахло.
Не одеваясь, он прошествовал в ванную, включил самый горячий, чтобы едва можно было терпеть, душ и принялся тереть кожу мылом без запаха. Затем, переключив на холодную, постоял, сколько смог, под ледяными струями, вышел и вытерся насухо, попутно разглядывая вчерашние травмы. Два больших баклажанно-фиолетовых синяка на ноге, несколько ссадин и на плече царапина от осколка. Ничего серьезного.
Брился он тяжелой безопасной бритвой с двойным лезвием и ручкой из буйволиного рога. Причем пользовался этим изысканным прибором, предпочитая его одноразовым пластмассовым станкам, не из экологических соображений, а потому что его лезвие брило чище и требовало в обращении определенного мастерства. Джеймс Бонд любил преодолевать препятствия даже в мелочах.
К четверти восьмого он уже был одет — в темно-синий костюм «Канали» с белой сорочкой из си-айлендского хлопка и шелковым галстуком винного цвета (сорочка и галстук «Тернбулл энд Эссер»). На ногах — черные ботинки без шнурков; шнурки он признавал только в бойцовской обуви либо когда операция требовала передать другому агенту сообщение с помощью определенным образом завязанных шнурков.
На запястье скользнул браслет стальных тридцатичетырехмиллиметровых «Ролекс-ойстер-перпечуал», ничем, кроме окошка с датой, не обремененных. Лунные фазы и время прилива в Саутгемптоне Бонда не интересовали. Как наверняка и большинство населения Земли.
Чаще всего Бонд ходил на завтрак (самую любимую из всех трапез) в небольшой отельчик на соседней Понт-стрит. Иногда готовил себе сам одно из немногих блюд, которые умел состряпать из кухонных запасов: яичницу-болтунью с ирландским маслом. К ней прилагался бекон и хрустящий тост из непросеянной муки, тоже с ирландским маслом и апельсиновым джемом.