— Любимый, потому что это замечательно, когда нас любят даже за наши недостатки, — Афродита покружилась на месте. — когда любят даже за то, что мы не идеальны, потому что именно это делает нас живыми.
— Знаешь, — Гефест вытер свои руки грубой тканью. — в конце концов, дело не только в этих грандиозных порывах и жестах самоотдачи. Тебе ли не знать, что любовь может стать самым сильным испытанием? Она может быть сладкой, как сахар… — прошептал Гефест нежно обвивая своей грубой, горячей ладонью талию супруги. — любовь может дать чувство полета, но то, что появляется, в итоге, долго исчезнуть. — одним резким движением он прижал Афродиту к тяжелой железной двери. — любовь это способ завладеть каждым сердцем и предать его. — прорычал кузнец на ухо дрожащей Богине. — твоя любовь в один прекрасный момент просто раздавит ее принимавшего.
Она выбежала из кузницы мужа в самый настоящий кошмар творившийся за стенами Олимпа. Горят дома, горят сады и клубы черного дыма поднимаясь высь лениво гонимые ветром улетучиваются в сторону моря. Кровь смешалась с вином и маслом, и от повисшего в воздухе тяжелого запаха подступает к горлу тошнота. Прямо перед ее дворцом, да впрочем, как и в нем самом — раненные, убитые, истерзанные. Арес…Арес собрал богатый урожай жертв, и для этого ему вовсе не нужны жрецы, довольно его верных, храбрых воинов. Афродита осторожно ступает по узорчатым плиткам пола, обходя тела и не замечает, как длинный подол ее прозрачно-розовой туники пропитался кровью невинных, кровью девственных и верных ей. К кому она рвалась так яро? Жрица из храма пыталась найти спасение…женский крик, полный боли и ужаса заставил Богиню ускорить свой шаг…
«Твоя любовь в один прекрасный момент просто раздавит ее принимавшего…» — раздался в голове голос Гефеста…простой смертной женщине было бы сложно противостоять Богу, что возжелал ее, тем более, опьяненному сражением и собственной силой. Богу, которого бояться и ненавидят даже жители Олимпа. Не будет сладких речей, даров, ни легенд после…он берет жрицу прямо на полу не стыдясь тела растерзанного война-предателя ее женила, которого он безжалостно сломал за предательство, словно игрушку, а не война вовсе. Жрица истошно кричи, пытается вырваться, но Арес не испытывая жалости овладевает женщиной, и она пытается оттолкнуть наглеца, но все попытки безрезультатны. В его бешеном взгляде — ее приговор…
— Арес!!! — завизжала Афродита. — что ты делаешь???
Его острый меч замирает в волоске от обнаженной, покрытой ссадинами жрицы остановившись у ее горла.
— Ах, моя златокудрая. — улыбнулась Арес. — соскучилась по мне? — Бог издевательски засмеялся.
— Отпусти ее. — прошипела богиня любви.
— Ее? — Бог войны удивился. — она ведь никто.
— Она моя жрица! — взгляд Афродиты цепляется за чашу, валящуюся на полу…и кровь…всюду кровь. — а твои воины сожгли сад. — вздох. — сожгли розы. Зачем?
— Розы? — красивые губы Ареса выточенные резцом скульптора кривятся в презрительной усмешке. Бог войны резко толкает свою пленницу к ногам богини. — не жди меня сегодня.
Афродита ничего не ответила. Жрица крепко обняла богиню и вместе с ней перенеслась подальше от этого места кровопролития. Лишь когда на стенах покоев зажигаются масляные светильники, Афродита способна оторвать голову от подушки, но ей это не требуется. Его поступь она узнает из тысячи, из миллионов, она знала, что в ее покои вошел он…
— Хочешь лежать здесь? — Гефест аккуратно сел на край ложе. — может быть, тебе стоит выйти? Прогуляйся по саду, созови нимф и…
— Послушай, Гефест… — прошептала Афродита, но была прервала им.
— Здесь Гера спрашивала, не держу ли я тебя под кузницей…
— И что ты ответил? — Афродита вздохнула.
Он мог бы…Гефест мог бы это сделать. Мог бы с грохотом захлопнуть массивную бронзовую дверь спальни, покрытую узором из прекрасных золотых роз, над которыми застыли серебряные бабочки и стрекозы, но Гефест слишком хорошо сделал ее в давние времена, и тяжелая дверь закрылась легко, бесшумно, словно упала шелковая занавесь. Афродита не знает, было ли это покорностью, апатией, но немного отступив от мысли о насмешках Ареса, она на секунду заставила себя прислушаться к словам мужа. Гефест укутывает плечи супруги пледом из тончайшей, шелковой ткани, и только тогда она понимает, насколько замерзла…в ночном воздухе уже слышалось близкое дыхание осени.
— Спасибо… — прошептала богиня.
— В зала тебя ждут вино, ягнятина, фиги, оливки, сыр. Думаю, что и твоей жрице стоит присоединиться. Она ведь почти ничего не ела с момента спасения тобой. — вздохнул Гефест.