— Но все равно она была провидицей. И, пожалуй, единственным человеком, чье детство было так похоже на мое.
Когда-то я могла сказать, что таким человеком был Зак. Но теперь я лучше знала. Он был здесь, со мной, но наш опыт кардинально разнился. Мы оба боялись, но совершенно разного. Я боялась разоблачения и разделения. Он боялся, что меня никогда не вышлют, что он застрял со мной навсегда.
— Такое произошло не только с тобой, — сказала я. — Я тоже сошлась, как выяснилось, с кем-то похожим на тебя. Незадолго до смерти Исповедница рассказала мне о прошлом Кипа. Он был таким же, как ты. — Я проигнорировала отвращение на лице брата, когда он перевел взор на плавающего Кипа. — Сейчас я это понимаю. До того, как его поместили в бак, он ненавидел ее так же, как ты ненавидишь меня. Он боролся изо всех сил, чтобы ее выслали. А затем выследил и попросил, чтобы ее заперли. Так что мы делали одно и то же, как видишь. — Я пожала плечами. — Мы не ведали, что творим, но в итоге оказались ближе всего к тем, кто походил на наших близнецов.
Круги, круги, замкнутые, как сами резервуары. Мы с Заком расстались и снова соединились. Кип вышел из бака и вернулся в бак. Взрыв уже произошел и случится снова.
— Ты хочешь разрушить резервуары, — прошептал он. — Но только они удерживают его и Исповедницу в живых.
— Они не живы. — Может, тело Кипа не раздулось и не побледнело, как у обитателей Ковчега из секции А, но в его баке так же не чувствовалось жизни. — Тебе, возможно, удалось остановить его и Исповедницу на пороге смерти, но на этом все. Ты знал, что их не спасти. И знал, что больше не сможешь ее использовать. Ты держишь их тут в таком виде, потому что у тебя не хватает мужества ее отпустить.
— Не говори так! — воскликнул Зак и сильнее прижал ладонь к стенке бака Исповедницы. — Все может измениться. И ты можешь мне помочь. Если бы ты работала со мной, помогала медикам, мы отыскали бы способ их исцелить. Ты не можешь просто от них отказаться.
Я видела, что резервуар сотворил с разумом Кипа, выбил воспоминания из головы. Что, по мнению Зака, могло спасти Кипа и Исповедницу после такого падения и повторного пребывания в резервуаре? Неужели Зак собирается держать их там десятилетиями, пока они не превратятся в подобие тех людей, которых мы видели на верхних уровнях?
— Думаешь, я цепляюсь за какую-то надежду? — спросила я.
Он пристально на меня посмотрел. Зак, который приложил немало сил, чтобы научить меня тому, что надежда — это для кого-то другого и в другое время.
Я повернулась к резервуару Кипа.
— Речь не о надежде или о том, что я от него отказываюсь, — произнесла я так тихо, что слова вышли не более чем очертанием моих губ на стекле. — Речь о выборе и желании Кипа. Такого он не хотел. Никогда. — Я снова подумала о парящих над нами гротескных фигурах в секции А. — Даже Исповедница вряд ли предпочла бы такое.
Я подошла к стальной лестнице, ведущей к крышкам баков.
— Уверена, что хочешь это сделать? — спросил Дудочник.
Я продолжила подниматься, пока не оказалась над Кипом. Откинула крышку и втянула в легкие больное дыхание резервуара. Там, под Уинхемом, в первый раз я не смогла поднять Кипа. Но это было после четырех лет, проведенных в камерах сохранения. Теперь я стала сильнее, да и он — легче. Я обхватила его туловище руками, чувствуя выпуклые гребни шрамов, и потянула.
По мере того, как жидкость отпускала тело и его вес становился реальным, мне становилось тяжелее, но ничто не заставило бы меня его отпустить. Подтащив через стеклянный край, я положила Кипа спиной на лестницу. Лицо блестело от вязкой жидкости. Дважды его рука случайно дернулась, словно выброшенная на палубу рыба. Жидкость стекала с него на пол через отверстия в металлических ступеньках. Сначала быстро — струйками и брызгами, потом медленно, падая на бетонный пол по капле. Я выдернула трубку из запястья, наблюдая, как отверстие вяло заливает кровью, изо рта выдернула другую — второй язык.
Зак бросился к лестнице, но Дудочник схватился с ним, и оба упали на пол. Даже если Зак что-то и говорил, я не слышала. Я повернулась к Кипу и низко склонилась над его лицом.
Он тихо дважды выдохнул, благословив мою щеку теплым воздухом. Третий выдох был даже не выдох — Кип просто разинул рот. По счастью, его глаза так и не открылись.
Я отвернулась, прижавшись щекой к его груди. Я не притворялась даже перед собой, будто утешаю его — знала, что внутри него ничего не осталось. Если и было какое-то утешение в этом последнем объятии, то только для меня.
Я держала безжизненное тело, смотрела на закрытые глаза и тонкие пальцы. Просунула руку под затылок, позволяя ладони почувствовать знакомый вес его головы. Он больше не дышал. Впервые с того момента в зернохранилище я заплакала.