Он начал передавать ей пакеты, девушка принимала их и рассовывала в фургоне за сидением. Дети оглушительно орали на языке, которого Мина совсем не понимала. Господи, на каком же языке говорили в Праге? На чешском? На словацком?
— Здесь на площади только одна маленькая пекарня, — Говорил Этцель. — Посмотри, вот это для тебя.
— Для меня? — Вильгельмина округлила глаза от неожиданности. — А что там?
— Открой и посмотри.
Она развернула сверток и обнаружила несколько маленьких глазированных пирожных с орехами и крошечными семечками.
— О, медовые пирожные! — проворковала она. — Очень мило с твоей стороны.
Он просиял. Похоже, оба не заметили, как перешли на «ты». Взяв еще один сверток, Этцель вручил его ближайшему и самому высокому из окружавших его оборванцев. — Вот, возьми. Поделись со своими братьями и сестрами, — твердо приказал он по-немецки, и дети, похоже, его поняли.
Подросток развернул сверток и раздал маленькие белые галеты своим шумным товарищам, подпрыгивавшим на месте — настолько им не терпелось получить угощение. Очень быстро в свертке ничего не осталось, и Этцель жестом отпустил свою свиту, наказав напоследок, чтобы росли хорошими мальчиками и девочками, посещали мессу, слушались родителей и приходили завтра.
— Вкусные! — воскликнула Мина, стряхивая пыль с еще одного слова своей бабушки. Она протянула ему одно из пирожных.
— Рад, что тебе нравится, — сказал он, откусывая кусочек. — Это хорошее место, — заметил он, задумчиво жуя. — Мне здесь нравится.
— И что мы теперь будем делать?
— Подыщем место для моей пекарни.
— Прямо сейчас?
— Почему нет? Это хороший день.
— Ладно, — согласилась она. — С чего начнем?
— А мы уже начали.
Оставив мулов и фургон под присмотром слуг, Энгелберт и Вильгельмина обошли площадь. Множество лавок образовывали своеобразный торговый центр Праги. Они поговорили со многими владельцами лавок. Да, Старая площадь была лучшей в городе. Да, вести дела в таком престижном месте довольно дорого. Нет, никаких пустых лавок нет, и пустых помещений тоже. «Хозяин дерет за аренду сколько хочет, — жаловался мясник, работавший в лавке размером чуть больше фургона. — Но и при таких ценах свободных мест нет».
Так говорили все, с кем им удалось пообщаться. В конце концов пришлось признать, что даже если бы нашлось подходящее помещение, средств Энгелберта не хватило бы для того, чтобы начать дело.
— Все очень дорого. Я начинаю думать, что совершил ошибку, отправившись сюда, — признал он.
— Даже не думай! — воскликнула Мина. — Город большой, а мы осмотрели только одно место.
— Но это лучшее место. — Он вздохнул. — Все так говорят.
— Ну и что? Найдутся другие, ничуть не хуже. Надо искать.
Энгелберт согласился, и они начали прочесывать окрестные переулки. Лавки здесь были победнее, то, чем они торговали, казалось сомнительного качества, как, впрочем, и люди, посещавшие торговые точки нижнего рынка. Помещения, как правило, выглядели ветхими, фасады нуждались в ремонте; везде лежали горы мусора; слонялись какие-то подозрительные дамы, и время от времени Мина замечала крыс.
Унылые улицы угнетали Энглберта, его надежды таяли с каждым очередным переулком, который они осматривали. Он все чаще тяжело вздыхал. Но здешние улочки предлагали то, чего так не хватало респектабельной процветающей площади: дешевые места, и много. Каждая третья или четвертая лавка оказывалась пустой, возле дверей висели объявления о продаже, а те, которые еще действовали, скорее цеплялись за существование, чем процветали.
— Хватит, — сказал обескураженный пекарь. — Я видел достаточно. Давай возвращаться.
Мине стало жаль своего опечаленного спутника, да и ее собственные перспективы выглядели довольно сумрачно. Она дружески хлопнула его по плечу, и они направились в сторону площади. Пробираясь по переулкам, нашли улицу, которую раньше не заметили. На полпути дорогу им преградила лошадь, запряженная в телегу. В телеге мужчина укладывал жалкие пожитки, воздвигая из них неустойчивую пирамиду. Время от времени в дверях лавки появлялась женщина и передавала мужчине очередной узел. Мужчина хмуро пристраивал его к остальным.
— Похоже, они съезжают, — предположила Мина.
— Я их понимаю, — вздохнул Энгелберт.
Они остановились возле телеги.
— Доброго дня, господин. Здоровья вам! — Энгелберт не мог пройти мимо, не поздоровавшись.
Мужчина оторвался от своего занятия и хмыкнул в ответ. В дверях возникла женщина со свернутым ковриком. Мина обратилась к ней.
— Добрый день, госпожа. Переезжаете?