— Нет-нет, — ответил Гилмор неожиданно мелодичным голосом, — я никогда так не поступлю, мисс Харлоу, уверяю вас.
Его поспешность немного огорчила Эмму, но она пришла сюда не для того, чтобы поддаваться жалости.
— Понимаю: вы не из тех импульсивных мужчин, которых страсть увлекает за собой, как ветер опавшие листья, — заговорила она, не дав ему опомниться. — Уверена, если бы я отвергла вашу любовь, вы предпочли бы думать обо мне с фатальной холодностью романтических героев и после короткого траура начали бы поиски другой девушки, на которую могли бы излить свои чувства.
Гилмор неожиданно посерьезнел.
— Ты ошибаешься, Эмма, — произнес он с неуклюжей торжественностью. — Я продолжал бы любить тебя всю жизнь, надеясь, что ты изменишь свое мнение.
Эмма сделала вид, будто не заметила, что он назвал ее по имени.
— Вы поставили бы на карту свою жизнь ради столь хрупкой надежды? — спросила она, не зная, чувствовать себя польщенной или пугаться. — Например, никогда бы не женились, да?
— Никогда, — подтвердил он тем же торжественным тоном. — Я бы только ждал вашего возможного возвращения и освободил бы свою жизнь от всех препятствий, которые могли бы помешать мне любить вас, когда наступит такой момент. Единственное, о чем бы я позаботился, это о том, чтобы оставаться в живых.
— Ради чего? — спросила Эмма, стараясь скрыть непонятное волнение, вызванное его словами. — В Нью-Йорке полно таких же или еще более красивых девушек, чем я. Любая могла бы…
— Если бы даже я располагал вечностью для того, чтобы объехать весь земной шар, — перебил ее Гилмор, — и осмотрел бы все картины и скульптуры в музеях, а также самые прекрасные пейзажи, созданные природой, все равно я не нашел бы более высокой красоты, которая потрясла бы меня больше, чем вы, Эмма.
Это не было похоже на заготовленную речь опытного обольстителя, это было признание человека, искренне верящего в то, что он говорит. Человека, который впервые в жизни влюбился и не может выразить переполняющее его чувство иначе, как в высокопарных, нелепых, откровенных фразах. Он разглядывал ее с почтительной искренностью, лишенной даже намека на желание обладать ею или попытку обольщения. И он намеревался положить к ее ногам свою щедрую любовь, готовый посвятить ей свою жизнь, ничего не ожидая взамен, кроме надежды на то, что когда-нибудь она его полюбит…
— Должна признать, что язык у вас хорошо подвешен, мистер Гилмор, — сказала она. — Вы способны любого убедить в чем угодно.
Он смиренно улыбнулся.
— Преувеличиваешь, Эмма: я, например, не могу убедить тебя выйти за меня замуж.
— Потому что меня нельзя обольстить словами, все это лишь пустое сотрясение воздуха, — возразила она. — Покорить меня можно только делами.
Потому что дела говорят сами за себя, без всякого обмана, хотела она добавить, но прикусила язык. Гилмор уселся в свое кресло и долго играл чайной ложкой, прежде чем осмелился спросить:
— Значит, если я добуду то, что вы желаете, вы выйдете за меня?
Эмма помедлила с ответом. Ни за что на свете она не вышла бы замуж за такого человека, как Гилмор, но то, что она собиралась попросить у него, не мог бы достать никто, в том числе и он.
— Да, — ответила она с отнюдь не показной уверенностью в голосе.
— Даете слово?
— Да, — сказала она. — Даю вам слово, мистер Гилмор.
— М-м-м… Это может означать только две вещи: либо вы уверены, что ваше задание окажется мне не по зубам, либо так сильно хотите чего-то, что готовы платить за него столь высокую цену, — заключил Гилмор. — Или существует третий вариант, который я упустил из виду?
— Нет, на сей раз иного варианта не существует, — равнодушно ответила Эмма.
— Хорошо, — произнес Гилмор с нетерпением в голосе, — давайте же наконец раскроем тайну: о чем идет речь? Чего я не сумею исполнить?
Эмма откашлялась. Гилмор ожидает, что она попросит у него какую-нибудь невероятную драгоценность, скаковую лошадь, которая не проиграет ни одного забега, или, возможно, плавучий либо летающий дом, удерживаемый в воздухе усилиями десятков птиц. Так вот, ничего подобного она не попросит. А попросит то, чего он не сможет исполнить. Нечто такое, чего добился лишь тот удивительный человек, чья кровь струится и в ее жилах. Она попросит, чтобы он научил человечество мечтать.