И по мере того как расстояние между ними сокращалось, а Мюррей нарочно шел медленно по мягкой траве, он вдруг начал подозревать, что девушка, чьи черты становились все более четкими, по-видимому, красива, хотя он и не мог сказать насколько, пока не приблизился. Только тогда он понял, что незнакомка не просто красива: в том, что она красива, не было сомнения, но в то же время было в ней что-то совершенно другое, такое, что, взглянув на нее, ты рисковал навсегда подпасть под чары ее загадочной красоты. Если приглядеться, в каждой из черт по отдельности не было ничего особенного — ни одна не соответствовала канонам эпохи: нос был слишком велик, глаза узковаты, да и цвет кожи был какой-то необычный, — однако в целом получался результат, от которого у любого дух захватывало. И тут с ним произошло то, что, как он думал, никогда не могло случиться: он влюбился. Или, по крайней мере, испытал, один за другим, все признаки, о которых столько раз читал в романах, рассказывающих о любви с первого взгляда, что всегда заставляло его с отвращением захлопывать подобные книги. У него болезненно заколотилось сердце, готовое выскочить из ставшей вдруг тесной груди, о стенки которой оно билось, как угодивший в капкан зверь; показалось, что собственное тело становится совсем легким и он уже не идет, а летит над лужайкой; цвета окружающих предметов сделались блестящими и яркими; даже ветер вроде бы треплет его волосы чрезвычайно осторожно и нежно… А когда Мюррей преодолел последние разделявшие их метры, он уже нисколько не сомневался, что в мире нет девушки прекрасней, чем владелица розового зонтика. Эта иррациональная преданность красоте незнакомки показалась ему первым симптомом — как внезапный насморк и слезящиеся глаза у аллергика — того, что его только что настигла внезапная любовь. Он остановился перед девушкой и застыл, словно в столбняке, забыв, что человек — это высшее существо, умеющее не только говорить, а еще ходить на двух ногах, и строить грандиозные сооружения, и открывать континенты, и возводить города, потому что в тот момент для Мюррея существовала одна-единственная способность человека: благоговейно восхищаться этой девушкой, следить за каждым ее вздохом — словом, пребывать в упоении оттого, что она существует на свете.
Но была ли Эмма на самом деле ангелом, сошедшим с небес на землю? — с понятным недоверием спросите вы, а кое-кто еще иронически улыбнется при этом. Ну что я могу вам ответить, кроме того, что красота женщины всегда подлинна, если ее оценивает мужчина, который эту женщину любит? Поэтому в тот погожий весенний день Эмма была, несомненно, самой прекрасной женщиной во Вселенной. Если этого недостаточно, то позвольте высказать вам мое мнение, скромное, как и пристало человеку, не склонному к категорическим суждениям, и беспристрастное, какое должно быть у всякого хорошего рассказчика. Как мне представляется, девушка, вероятно, не была ослепительной красавицей, но, похоже, ее слепил гончар, знавший вкусы Мюррея лучше, чем он сам. Все, что казалось ему привлекательным в женщине, и то, что бессознательно притягивало, гармонично сочеталось в девушке, стоявшей сейчас перед ним, невесомой и изящной, как лебединое перо, если позволите мне столь прихотливое сравнение. Ее легкий костяк был обтянут круглящейся плотью, кожа была не привычно бледной, а словно обсыпанной корицей, а на лице, обрамленном длинными черными волосами, которые будто нежно поглаживали лоб, выделялись восхитительные глаза, которые, казалось, не просто видят, но и согревают то, что видят, погружают в приятную теплоту, как если бы эта вещь была выставлена на солнце зимним днем. И в качестве особой пометки мать-природа в своей бесконечной мудрости разместила родинку в единственном месте, где она не могла бы испортить лицо девушки: над краем верхней губы, как отметину для поцелуя. Но все это не имело бы для Мюррея никакой ценности, кроме чисто эстетической, если бы его не околдовала душа, проявлявшаяся во всех ее чертах, в некой симфонии обворожительных жестов, которыми сопровождалось чудо превращения того, что он считал опасным обаянием, в восхитительную красоту.