Итак, Мюррей отправился на второе свидание, вооружившись оптимизмом, но, к сожалению, это ему не помогло. Он очаровал мать и даже самого мистера Харлоу, который обычно не проявлял ни малейшего интереса к личному знакомству с поклонниками своей непредсказуемой дочери, но в тот день появился в чайной комнате, заинтригованный восторженным рассказом жены о Мюррее, и так увлекся беседой с ним, что впервые опоздал на занятия по стрельбе. В общем, Мюррей околдовал обоих родителей рассказами о своих капиталовложениях в Африке, во враждебных землях, куда осмеливались пробраться лишь немногие храбрецы. На Африканском континенте опасности поджидали на каждом шагу, и в качестве примера он приводил зловещие ритуалы вуду, малярию, нападения львов, крокодилов, горилл и других зверей, которых он не советовал использовать в качестве амулетов. Но когда он остался наедине с Эммой, то не знал, что ей сказать. Во время прогулки по Центральному парку, которой мать предложила увенчать их встречу, он почти все время молчал и лишь искоса поглядывал на нее с обожанием. Она шагала рядом мелкими шажками, укрываясь зонтиком от солнечных стрел, пробивавшихся сквозь ветви деревьев, и казалась Мюррею такой чувствительной, что даже вращение Земли было способно вызвать у нее головокружение. Чем больше он исподтишка следил за ней, тем больше тайных достоинств обнаруживал. Он заметил, что в ее глазах блеск невинности сочетался с едва заметным выражением жестокости, как будто в ее жилах струилась кровь пантеры, а за высокомерием, похоже, как некий подземный родник, скрывался источник нежности. Возможно, красота Эммы была несколько экзотичной, что так сильно отличало ее от остальных девушек, делая уникальным созданием и заставляя противостоять окружающему миру с помощью высокомерия. Но, подмечая все это и окончательно запутавшись в паутине ее красоты, Мюррей хранил молчание. Поглощенный собственным счастьем, он не заметил, какой скучной прогулка оказалась для Эммы, пока она сама этого не продемонстрировала, весьма ненатурально зевнув и обратившись к нему с вопросом, ответ на который вряд ли ее интересовал.
— Послушайте, мистер Гилмор… — произнесла она нарочито холодным тоном. — Вам нравится Америка? Догадываюсь, что вам, привыкшему к старой доброй Англии, мы должны казаться чуть ли не варварами.
— Очень, — поторопился ответить Мюррей.
Эмма взглянула на него с удивлением, граничащим с возмущением.
— Нет, я не то хотел сказать… — смущенно оправдывался миллионер, который искал точный ответ на ее вопрос и пропустил мимо ушей последовавшее за ним рассуждение. — Я хотел сказать, что мне нравится Америка. Очень нравится. Очень-очень. Нет, правда. Это великая нация! И конечно же американцы вовсе не кажутся мне варварами. А уж вы-то меньше, чем кто бы то ни было.
— Значит, моя мать кажется вам большим варваром, чем я? — нежным голоском упрекнула его девушка и принялась вращать свой зонтик, отчего на ее лице закружились тени.