— Конечно же нет, мисс Харлоу. Ни она, ни вы… Позвольте мне… — забормотал сбитый с толку Мюррей, полностью сознавая, что девушка смеется над ним. — Я хочу сказать, что ни вы, ни ваша очаровательная матушка не заслуживают подобного названия. Я имею в виду варваров. И никто из вашего славного семейства, разумеется… Ни соседи, ни знакомые…
После столь путаных извинений снова наступило молчание. Оно становилось все более напряженным, и Мюррей лихорадочно подыскивал тему для разговора, одну из множества тем, которые с блеском развил бы любой из ее франтоватых ухажеров. И снова именно Эмма нарушила молчание:
— Полагаю, что у столь занятого человека, как вы, который целыми днями напролет только и делает, что поглощает предприятия, дабы увеличить свое состояние, остается очень мало времени на светские развлечения… Уверена, что в данный момент ваш мозг находится далеко отсюда, погрузившись в многочисленные дела, и пытается скрыть, что считает эту прогулку пустой тратой времени. Я не ошиблась, мистер Гилмор?
— Если мое неловкое молчание заставило вас так подумать, то примите мои самые искренние извинения, мисс Харлоу, — поспешил объяснить Мюррей, все больше смущаясь. — В мои намерения вовсе не входило создать у вас столь ошибочное впечатление, поверьте.
— Ах, так, значит, я должна понимать, что ошиблась и вам просто нравится такое здоровое занятие, как ходьба, и вы не любите сочетать его с чем-либо, что могло бы отвлечь вас от столь сложной задачи, как переставлять по очереди ноги?
— Я… в общем, мне действительно нравится движение. Я не из тех, кто любит ничего не делать, мисс Харлоу. Ходьба вселяет в меня… бодрость. И я согласен с вами, что это здоровая привычка.
— Тогда давайте в соответствии с вашими желаниями продолжим прогулку, погрузившись в здоровое и бодрое молчание.
Мюррей открыл было рот, чтобы ответить, но тут же закрыл, так как не знал, что на это возразить. Шедшая рядом Эмма с обреченным видом поигрывала зонтиком и время от времени поддавала ногой камешки, которыми была усеяна дорожка, явно демонстрируя растущее раздражение. Мюррей старался скрыть свое отчаяние. В мире бизнеса он чувствовал себя как рыба в воде, но не требовалось нового свидания, чтобы понять: он собирался завоевать ее сердце, а сам все время совершал промахи и пропускал удары, словно слепой боксер. Казалось, его любовь к Эмме была скорее помехой, чем преимуществом в беседе. Он сделал новую попытку.
— Могу ли я полюбопытствовать, каковы ваши увлечения, мисс Харлоу? — робко спросил он.
Эмма высокомерно взглянула на него.
— Очевидно, вы не привыкли общаться с образованными и хорошо воспитанными девушками, иначе не задали бы этот вопрос. Все мы занимаемся примерно одним и тем же. Поэтому, как любая барышня, я серьезно занимаюсь музыкой, пением и танцами и стараюсь развить свой ум и обогатить знания с помощью постоянного чтения книг как на родном языке, так и на французском, которым я, mon cher petit imbécile[7], владею в совершенстве. Кроме того, я исправно посещаю театры, балет и оперу, а еще ежедневно стараюсь получить новый заряд… бодрости, совершая здоровые прогулки по Центральному парку. Как видите, моя жизнь состоит из развлечений.
— Вы так считаете? Так позвольте вам сказать, что, по-моему, вы не находите свою жизнь очень веселой, мисс Харлоу, — не удержался от комментария Мюррей.
— В самом деле? — Девушка посмотрела на него с любопытством. — И что же заставляет вас так думать?
— Ну… — замялся Мюррей. — Я до сих пор не имел удовольствия слышать… чудесное звучание вашего смеха.
— А, понимаю! Тогда позвольте попросить у вас прощения, многоуважаемый мистер Гилмор, за то, что я недостаточно старалась доставить вам удовольствие и не хихикала как дурочка по любому поводу. Но не думайте, что если вы не слышали моего смеха, то это означает, что я никогда не смеюсь. Просто причины, по которым я смеюсь, далеко не те же самые, что вызывают смех у большинства людей, а потому я привыкла смеяться наедине с собой или про себя.
— Невеселая привычка… — пробормотал себе под нос Мюррей.
— Вы думаете? — резким тоном произнесла девушка. — Может быть, не спорю. Но когда непроходимая тупость людей служит единственной причиной твоего смеха, тогда смеяться про себя — самая приличная форма смеха, вы не находите?
— Должен ли я сделать вывод, что вы без умолку смеялись во время нашей прогулки? — миролюбиво пошутил Мюррей.
— Мое воспитание не позволяет ответить на этот вопрос, мистер Гилмор, а моя мораль — обманывать вас. Делайте вывод сами.