Рейнольдс смотрел на труп медведя не только с ужасом, но и с некоторым разочарованием. Вряд ли можно было сказать, что звездный демон являет собой образец терпения или ставит превыше всего основополагающие законы вежливости. Хотя могло быть и так, что гость из Вселенной, если он действительно прилетел оттуда, всего-навсего оборонялся.
Наконец капитан Макреди перестал качать головой, отошел от туши и оценивающим взглядом окинул горизонт.
— Слушайте меня внимательно, — сказал он, обшарив окрестности прищуренными глазами. — Отныне никто не покинет судно без моего разрешения. Мы укроемся внутри и выставим посты. Если эта тварь проделала такое с полярным медведем, нет нужды говорить, что бы она могла сделать с любым из нас.
Все уныло согласились с капитаном. Нет, не стоит об этом говорить.
— Что касается медведя, — добавил капитан, — то поднимите тушу на судно. По крайней мере, у нас будет еда, пока мы будем ждать появления этой твари, потому что рано или поздно она непременно появится.
Все послушно вернулись на судно, как-то сразу смирившись с осадным положением, в котором они вдруг очутились, и не пытаясь протестовать, хотя их покорность объяснялась скорее тем, что они просто не знали, на кого им жаловаться. Мало того что они рисковали замерзнуть насмерть на проклятой льдине, так теперь к этому в виде особой приправы добавился звездный монстр! Шагавший в конце невеселой процессии Рейнольдс заметил, что Аллан задержался возле того места, где стояли сани, и с озабоченным видом вглядывается в даль, словно размышляя над тем, готов ли хрупкий человеческий разум к созерцанию существа из другого мира, чей вид настолько несхож со всем существующим на Земле, что, возможно, покажется скорее непонятным, нежели страшным.
— Мы одни… — пробормотал он, поравнявшись с Рейнольдсом. — Одни против него.
От этих слов у Рейнольдса сжалось сердце. Ему показалось, что окружавшая их бескрайняя равнина вдруг сузилась до крошечных размеров.
Прошло два дня. Все было по-прежнему спокойно. Хотя, безусловно, это было напряженное спокойствие, когда любые непонятные звуки заставляли вздрагивать, когда самые впечатлительные от неожиданности проливали бульон на пол, а мушкет становился за обедом столь же обычным атрибутом, как столовые приборы. Это было подозрительное и преувеличенное спокойствие, когда нервы натянуты до предела, что приводило к ссорам и перепалкам по любому поводу, и разрешались они в большинстве случаев тем, что один из участников выхватывал нож, а в остальных — вмешательством капитана Макреди, для которого ссоры служили предлогом для демонстрации своих боксерских навыков. В общем, это было такое утомительное спокойствие, что все втайне мечтали, чтобы их наконец атаковал чертов монстр и стало бы ясно, могут они его победить или же их попытки оказать сопротивление окажутся такими же тщетными, как у пресловутого медведя, чье мясо теперь ублажало их желудки.
Для того чтобы появление демона не застало команду врасплох, Макреди распорядился выставить на палубе четырех вахтенных, по одному с каждой стороны. И хотя Рейнольдс был освобожден от этой обязанности то ли потому, что он возглавлял экспедицию, то ли из-за раненой руки, он время от времени выходил на палубу подышать свежим воздухом, особенно когда после долгого заточения ему начинало мерещиться, будто его и без того тесная каюта сделалась еще уже. Но на этот раз он покинул свою каморку по другой причине. Его каюта располагалась чересчур близко к лазарету, находившемуся на самом носу судна, и он только что узнал, что доктор Уокер, с таким состраданием отнесшийся к нему, когда он обжег руку, собирается ампутировать ногу матросу Карсону, чтобы у того не началась гангрена. Незадолго перед этим Рейнольдс уже слышал жуткие завывания Рингуолда, доносившиеся словно из глубин ада, а ведь тому ампутировали всего лишь три пальца на руке.
Судя по тому, с какой свирепостью обрушился на него мороз, едва он вышел наружу, температура опустилась ниже сорока градусов. Жуткий ветер завывал над обрубками мачт и снежным откосом, перемещая снег из стороны в сторону. Рейнольдс закутался в свой плащ и огляделся по сторонам. Он с радостью обнаружил среди дозорных Аллана. Фигуру артиллериста, чье тело, казалось, было составлено из тонких и удлиненных деталей, напоминая силуэт голенастой птицы, было невозможно спутать ни с одной другой, хотя она и была спрятана под несколькими слоями одежды. Немного поразмыслив, Рейнольдс решил побеседовать с ним. В конце концов, юноша из Балтимора был единственным членом команды, чьи впечатления о происходящем могли ему что-то подсказать.