Выбор между энергетической безопасностью и необходимостью смягчения последствий изменения климата, вызванного выбросами, никогда не был таким острым, как во время конфликта между Россией и Украиной. Война и сопутствующие ей санкции изменили приоритеты по всей Европе. Вместо реализации следующего запланированного раунда агрессивных мер по сокращению выбросов новым главным пунктом в политической повестке дня каждой страны неожиданно стала энергетическая безопасность.
Энергетический выбор, сделанный от Берлина до Лондона и Брюсселя, был однозначен. Помимо самих европейских потребителей энергии, которые внезапно были вынуждены платить огромные, рекордные цены, самой большой жертвой санкционной войны между Россией и НАТО стали цели Европейского союза по сокращению выбросов, которые он так гордо отстаивает в качестве стандарта для всего остального мира. И, как мы видим, этот выбор, однажды сделанный, не подлежит трезвому пересмотру будущими администрациями; он закреплен на десятилетия вперед масштабными расходами на новую энергетическую инфраструктуру, которые были вызваны санкциями.
Сегодняшний главный приоритет энергетической безопасности направил экономику стран ЕС в прямо противоположную сторону от тех амбициозных целей по сокращению выбросов ( сокращение выбросов на 55 % по сравнению с уровнем 1990 года к концу этого десятилетия и полное отсутствие выбросов к середине века), которые они должны были бы взять на себя. Хотя европейские правительства торжественно заявляют, что, несмотря на нынешние развороты энергетической политики, они по-прежнему глубоко привержены этим весьма амбициозным целям по сокращению выбросов, их недавний выбор в области энергетики направляет экономику этих стран по совершенно иной траектории.
Немецкое агентство по охране окружающей среды уже признало, что широко разрекламированная цель по сокращению выбросов к 2030 году, скорее всего, не будет достигнута, что ставит под сомнение долгосрочную цель Германии по достижению нулевого уровня выбросов к 2045 году. Это признание связано с недавними решениями в области энергетики, принятыми в ответ на войну в Украине. То, что относится к невыполненным целям Германии, относится и к большинству правительственных целей ЕС по выбросам.
Например, как мы видели в предыдущей главе, миллиарды долларов тратятся в Германии и во всем Европейском союзе на строительство терминалов СПГ - и это в течение десятилетия, когда ЕС намеревался перевести расходы на инфраструктуру на возобновляемые источники энергии и вывести из эксплуатации многие из существующих нефте-, газо- и угледобывающих предприятий. Вместо этого большая часть новых расходов на энергетику будет направлена не на возобновляемые источники энергии, а на замену инфраструктуры, обслуживавшей российский природный газ, нефть и уголь, новой инфраструктурой для работы с альтернативными источниками поставок этих самых углеводородных видов топлива, вызывающих выбросы.
Поскольку СПГ становится фактической альтернативой российскому трубопроводному газу, необходимые инвестиции в новые терминалы для его приемки означают возобновление инвестиций в будущее потребление ископаемого топлива. Именно эта связь между новой энергетической инфраструктурой и дальнейшим потреблением ископаемого топлива побудила президента Байдена отвергнуть строительство трубопровода Keystone XL из Канады. По его мнению, строительство трубопровода приведет лишь к дальнейшему росту использования ископаемого топлива в американской экономике - а его администрация категорически против этого.
Но когда речь заходит об использовании американского топлива (например, СПГ), а не канадского битума, это уже совсем другой вопрос - по крайней мере, с точки зрения Вашингтона. Та же администрация Байдена, которая заблокировала строительство Keystone XL, не выражает аналогичных опасений по поводу новой инфраструктуры СПГ, строящейся в Германии и других странах Европы, пока топливо поставляется из Америки. Прогнозируемый экономический срок службы, оправдывающий масштабные инвестиции в эти виды энергетической инфраструктуры, требует их непрерывной эксплуатации в течение десятилетий, обязывая Германию и ее соседей по ЕС к долгосрочному использованию ископаемого топлива - именно то энергетическое будущее, которое призвано обеспечить достижение целевых показателей по выбросам.
В то же время не только потребление СПГ увеличивает выбросы парниковых газов в ЕС, но и его производство оказывает значительное влияние на выбросы там, где это топливо производится. Выбросы CO2 на американских предприятиях СПГ подскочили на 18 миллионов тонн в год, увеличившись на 81 % по сравнению с 2019 годом. Это эквивалентно выбросам нескольких крупных угольных электростанций. И хотя сторонники СПГ утверждают, что СПГ - это мост в будущее без выбросов углекислого газа, это может быть довольно длинным мостом, в зависимости от того, откуда берется энергия для превращения газа в жидкую форму. СПГ может занимать в шестьсот раз меньший объем, чем топливо в газообразном состоянии, но для его преобразования требуется много энергии, чтобы охладить газ до - 160 градусов Цельсия (-256 градусов по Фаренгейту), не говоря уже о топливе, необходимом для работы судов, которые перевозят его в открытом море. Если энергия, необходимая для перевода газа в жидкое состояние, производится путем сжигания угля, то СПГ может быть в десять раз более углеродоемким, чем природный газ, поставляемый по трубопроводу.