— Сам построил, — сказал Дженаро.
Никакая лестница наверх не вела. Для меня так и осталось загадкой как он туда забирался.
Прежде чем вернуться к машине Дженаро перочинным ножом срезалдве увесистые кисти, подал их мне.
— Два супер сорта. – сказал он. — Чёрный — «Италия», зелёный- самый лучший — «Реджина».
Реджина- означает королева. Это я знал.
… Мы въезжали в залитый электричеством город, а я все ещё отщипывал с кистей сочные, ароматные виноградины.
« Добрый человек, — думал я, привёз показать самое лучшее, что у него есть. И не услышал похвал».
— Прекрасный виноград! Браво, Дженаро! Представляю себе как счастливы твои дети.
Он покосился на меня настолько мрачно, что я прикусил язык.
Подумал — « Да он холостяк. Потому и занимает себя виноградником и дачка такая скромная». Снова вспомнил о Борьке, которого окружали любящие дочки, внуки.
— Говоришь по–английски? – спросил Дженаро, поднимаясь с ним на лифте к его квартире. За время поездки я несколько истомился скудностью нашего общения. Правда, английским, владею не лучше итальянского, но на варварской смеси этих языков удаётся хоть как‑то общаться с аборигенами.
— Нон со. — ответил Дженаро. — Не знаю. Жена знает.
«Ошибся! Он не холост», — подумал я, обычно убеждённый в своей проницательности.
Зато его жена Кьяра, встретившая нас в кухонном переднике, невысокая, энергичная неаполитанка, английский через пень–колоду знала…Она вытерла руки о передник, ухватила меня за уши, и поцеловала.
В своё время Донато чуть ли не роаззвонил по всему городу, что из всех угощений я предпочитаю то, что называется «фрутти ди маре» — плоды моря. Блюдо со вскрытыми раковинами свежих моллюсков, салат из осьминога с помидорами, рыбки–барабульки, зажаренные в кипящем масле, бутылка белого вина — все это тотчас было поставлено на стол в гостиной.
Мы умылись. Дженаро сначала захотел показать мне всю квартиру.
— Позже! Позже! Всё остынет! — прикрикнула Кьяра и внесла к моему ужасу из кухни дымящуюся кастрюлю с пастой- макаронами, всегдашним началом любой трапезы итальянцев.
Мы так задержались в поездке, Кьяра так старалась., так долго готовила ужин, похожий на обильный обед, что отказаться от пасты, означало обидеть её.
Читатель! Можешь меня совсем запрезирать. За едой, прежде чем выпить первый бокал, зачем‑то спросил Кьяру по–английски – «Есть ли у них дети?»
И услышав раздирающую душу историю о том, что раньше у Дженаро была другая жена, двое детей. Все они заживо сгорели во время пожара в их прежней квартире пока он был на работе. С тех пор Дженаро так поседел. Это случилось три года назад. Дженаро погибал от горя и от одиночества. Недавно они поженились. Купили в кредит эту новую вартиру.
Еда не лезла в горло. Зачем? Зачем нужно было мне дознаваться? Дальнейшая трапеза проходила в молчании. В конце концов, чтобы хоть как‑то снять напряжение, я напомнил Дженаро о том, что он хотел показать квартиру.
Комнат было три. На стенах каждой в золочёных рамочках висели сладенькие пейзажи, вышитые ангелочки и кошечки, видимо, накупленные оптом все в том же магазине, где продают «искусство».
— Тебе нравится? – спросил на свою голову Дженаро.
Хоть зарежьте, не могу сказать ничего хорошего, если что‑нибудь ненавижу. Я промолчал.
Он меня прекрасно понял, этот человек по имени Январь. Обиделся. Молча отвёз к дону Донато. Сдал с рук на руки и уехал.
— Как было? Хорошо? — бодро спросил Донато, — Выпьешь со мной чашечку кофе?
Я кивнул. Подумал о том, как неудачно прошёл мой первый итальянский день в поисках счастья.
4.
Где я? Когда кончится эта перепутанная ночь? Знаю – нахожусь в своей комнате у дона Донато и одновременно иду по улицам вечерней Москвы среди сполохов реклам. В руках тяжёлый свёрток с какими‑то консервами. Отчётливо представляю себе, что несу его домой, к маме.
Которая умерла 25 лет назад.
И в то же время она дома. В отчаянии всё ждёт, когда я приду. Мы не виделись несколько месяцев. Где меня носило? Находился тут же, в Москве. Как я мог хотя бы не позвонить?
Блещут под фонарём трамвайные рельсы. Где‑то здесь должен быть наш квартал, наш дом с аркой двора. Другие дома по–прежнему стоят на месте. Нашего нет.
Не может этого быть. Чушь всё это. Мерзкий, тягостный сон. Я в Италии, у дона Донато. Как долго тянется ночь! Подушка сбилась на сторону, простыня свесилась к углу. Укрыться! Угреться. Заснуть бы по–человечески. Зачем я пил на ночь кофе?