Монтсе проигнорировала мои возражения.
— Обращаться с пистолетом очень просто, — начала она объяснять. — Сначала снимаешь с предохранителя, потом целишься так, чтобы рука не дрожала, а потом нажимаешь на курок. А с гранатой еще легче, хотя с ней надо быть осторожным. Нужно только потянуть за кольцо, а после бросить ее. Если кто-нибудь попытается прорваться в квартиру, ты кинешь ее во входную дверь, а сам убежишь в ванную комнату, запрешься на ключ и залезешь в ванну. На все про все у тебя пятнадцать секунд. Граната уложит всех, кто будет за дверью. Немедленно выйдешь из квартиры и поднимешься на крышу. Оттуда ты сможешь перепрыгнуть на соседнее здание. На улицу не беги, потому что обычно кто-то караулит выход из здания.
— Этому научили тебя твои новые друзья? — проговорил я ошеломленно.
— Я лишь изложила тебе теорию. Стрелять мне пока не приходилось. Мне поручили собирать информацию о германских войсках. Ее мне предоставляет Юнио — добровольно. Я изложила ситуацию своим товарищам, и они поняли, что Юнио нам полезней живым, чем мертвым. Так что мы с ним вместе ходим на ужины и праздники, которые немцы устраивают в отеле «Флора» или в «Эксельсиоре». Вчера мы сидели за одним столом с Эрихом Прибке. С ним была актриса Лаура Нуччи.
Я представил себе, как Монтсе в вечернем платье идет по мягким коврам роскошных отелей на виа Венето под руку с Юнио, и ощутил в животе горькую и гулкую пустоту.
— А Прибке — он не спрашивал тебя обо мне?
— Юнио представил меня как сеньориту Фабрегас.
— Значит, ты теперь не замужем.
— Временно. Это часть плана. Все должно выглядеть так, будто он за мной ухаживает.
— Юнио слишком проворен. Теперь он хочет выслужиться, чтобы оградить себя от преследования союзников, когда они освободят город. Он на днях признался мне в этом. Однако я и пальцем ради него не пошевелю, если будет такая возможность.
Во мне говорила злоба затворника.
— Разумеется, Юнио придется заплатить за совершенные им преступления, но это не помешает трибуналу быть объективным и учесть помощь, которую он оказывает Сопротивлению. Быть может, удастся добиться смягчения приговора, — заметила Монтсе.
— Значит, так и окончится эта история: «Убийца добился смягчения приговора, и они жили долго и счастливо»?
— Ты опять об одном и том же! Может, стоило увезти тебя из Рима в горы? Там бы ты успокоился.
— Я не хочу, чтобы ты обращалась со мной как с чахоточным больным. Я всего лишь несчастный узник.
— Ты беженец, а это значит, что тебе повезло. Узники сидят в тюрьме Реджина-Коэли, в подвалах на виа Тассо и в пансионе Ольтремаре. И многих из них пытают, прежде чем расстрелять.
— Ну, раз мне повезло, мне бы хотелось, чтобы сегодня ночью мне повезло еще больше и ты осталась со мной, — брякнул я.
— Извини, но мне приказано не задерживаться в этой квартире больше, чем потребует необходимость.
— А это сколько? Минуту, час, два, три? Сколько?
— Во всяком случае, не целую ночь. Первое правило — не привлекать внимания соседей. У немцев повсюду агенты.
— У тебя свидание с Юнио?
— Мы ужинаем с немцами в «Эксельсиоре». Там будет присутствовать генерал Мельцер.
— Ух ты, сам король Рима! — присвистнул я презрительно.
Генерал-лейтенант Курт Мельцер, заменив генерала Штахеля на посту верховного военного коменданта города, обосновался в роскошном люксе отеля «Эксельсиор» и объявил себя «королем Рима». Хотя в действительности был просто драчливым и нахальным алкоголиком.
— Я приду на следующей неделе, принесу тебе еды. Береги себя.
Когда мы обнялись на прощание, я заметил, что в кармане плаща у нее лежит какой-то большой и тяжелый предмет.
— Что у тебя там?
— Пистолет, такой же, как у тебя, — проговорила она беспечно. — Для самозащиты, если потребуется.
— Не забудь оставить его дома сегодня вечером. Мне бы не хотелось, чтобы его нашли немцы и расстреляли тебя на рассвете вместе с принцем. Я бы не вынес такой романтики. — Я неуклюже попытался разрядить обстановку.
— Не беспокойся: если меня когда-нибудь и расстреляют, я сделаю все от меня зависящее, чтобы ты оказался рядом со мной, — ответила она.
В ту ночь мне приснилось, будто меня схватила банда Коха и привезла в пансион Яккарино. Там меня ждал «доктор» Кох, молодой человек двадцати пяти с небольшим лет, внешне чем-то похожий на Юнио.
— Значит, это ты стоишь миллион лир, — произнес он. — Капплер очень, очень разочарован твоим поведением. Я же возразил ему, что верю в твое раскаяние и в твою готовность рассказать нам все, что тебе известно об организации, на которую ты работаешь. Я прав?