Приметившие богатый экипаж проститутки бесстыдно предлагали свой товар, задирая юбки и распахивая на груди платья. От этого горестного зрелища у Эндрю сжалось сердце. Женщины были в основном старые, грязные и истасканные, так как им приходилось обслуживать каждый день немыслимое количество клиентов. Но и те из них, кто еще не утратил молодости и красоты, уже несли на себе роковую печать Уайтчепела. Эндрю испытывал невыносимые муки совести при мысли о том, что мог бы спасти одну из этих обреченных душ, отвергнутых Создателем, подарить ей лучшую долю, но так ничего и не сделал. Боль стала сильнее, когда кони, миновав кабак под названием «Десять колокольчиков» и Криспин-стрит, повернули на Дорсет-стрит к пабу «Британия», возле которого он повстречал Мэри. Эта улица была конечным пунктом путешествия. Гарольд остановил экипаж у каменной арки, служившей входом в меблированные комнаты Миллерс-корт, и слез с облучка, чтобы открыть дверь. Эндрю с трудом выбрался из кареты, голова кружилась, ноги подкашивались. Все здесь было именно таким, как он запомнил, даже на окнах лавки, которую хозяин пансиона Маккарти держал на первом этаже, по-прежнему лежал толстый слой копоти. Ни малейшего намека на то, что время текло и здесь, а не обходило стороной Уайтчепел, как делали это обычно епископы и филантропы, посещавшие город.
— Поезжай домой, Гарольд, — приказал молодой человек смиренно ожидавшему в сторонке кучеру.
— Когда прикажете вернуться за вами, сэр? — спросил старик.
Вопрос Гарольда застал Эндрю врасплох. Вернуться за ним? Он едва сдерживался, чтобы не расхохотаться. Карета, которая приедет за ним поутру, доставит безжизненное тело в морг на Голден-лейн, туда же, куда восемь лет назад отвезли его возлюбленную Мэри.
— Забудь об этом месте, — ответил он наконец.
В глазах старого кучера мелькнула тревога, и Эндрю сделалось не по себе. А вдруг Гарольд что-нибудь заподозрил? Молодой человек никогда не утруждал себя размышлениями об умственных способностях кучера, равно как и любого другого слуги; с детства все они казались Эндрю безмолвными тенями, лишенными собственных чувств и желаний, смысл существования которых сводился к тому, чтобы оградить господ от тягот долгого путешествия по жизни. Кто знает, о чем мог догадаться старик кучер. Однако, поразмыслив, Эндрю выбросил подозрения из головы: скорее всего, Гарольд просто не хотел оставлять его в этом жутком месте. Молодой Харрингтон вполне допускал, что верный слуга может питать к нему теплые чувства. Безмолвные тени, бесшумно передвигавшиеся по дому и зорко следившие за тем, чтобы бокалы были полны, а в камине горел огонь, порой искренне переживали за своих господ. Для Эндрю эти люди без лиц — горничные, которых его мать увольняла по самым пустяковым поводам, кухарки, все как одна беременевшие от конюхов, словно подчиняясь какому-то загадочному ритуалу, мажордомы, приносившие рекомендательные письма из точно таких же особняков, как его собственный, — были фоном жизни, частью обстановки, не более.