Начинало темнеть, пошел мелкий колючий снежок. Они медленно двигались в плотном людском потоке, то и дело подталкиваемые вечно спешащими куда-то москвичами. Володя болтал не переставая. Что-то об армии, о том, как его турнули из института, о бизнесе и своей роли в нем. Катя слушала вполуха, даже не пытаясь вникнуть в подробности. Изредка кивала и хмыкала, не заботясь о том, к месту ли. Но Володя, казалось, не обращал внимания. Его несло. От былой застенчивости не осталось и следа.
Изложив конспективно все произошедшее с ним за последние десять лет, он теперь ждал того же от Кати. А ее совершенно не тянуло на разговоры. Что-то похолодевшее и сжавшееся в комок у нее внутри постепенно теплело и распрямлялось. Она почувствовала, что смертельно устала и хочет сейчас одного – вернуться домой и влезть в горячую ванну. И еще – жутко жалела, что в целях конспирации и запутывания следов решила оставить машину на автостоянке.
Чтобы не показаться совсем уж невежливой, Катя записала Долгову номер телефона:
– Позвони как-нибудь. Встретимся, потрещим…
– Нет, но выглядишь ты потрясно. Хоть скажи, замужем или нет, а то я уже в соискатели записываюсь.
– Извини, все места заняты.
– Жаль, – искренне огорчился Володя. – Проводить тебя?
– Нет, спасибо, недалеко.
Долгов попрощался и скрылся в подземном переходе. Но не прошла она и двадцати метров, как снова пришлось остановиться.
– Катя! – Сложив рупором ладони и перекрикивая шум движения, Володя орал с противоположной стороны улицы. – Слушай! У нас же в этом году десять лет окончания школы, придешь?
Катя энергично закивала головой.
ТУРЕЦКИЙ
14 февраля
Турецкий стеснялся своей секретарши. И на то были свои причины. При некоторой натяжке она годилась Турецкому в матери. Пятидесятипятилетняя Изида Сигизмундовна была «рождественским подарком» зама генерального прокурора (К. Меркулова) «важняку» Генпрокуратуры (А. Турецкому), который со всеми ее молоденькими (и не очень) предшественницами нажил кучу неприятностей. Вообще-то секретарш у «важняков» нет, но ввиду загрузки последнего времени Меркулов выделил Турецкому один кадр из резерва канцелярии Генпрокуратуры.
Изида Сигизмундовна отличалась удивительным девичьим голосом. Она курила не трубку и не «травку», а нормальные сигареты «Голуаз». Она не пила в рабочее время, и, видимо, вне его тоже. Она не вязала бесконечных носков для нескончаемых внуков. Она четко отвечала на поставленные вопросы, касались ли они кометы Галлея или сокращения поголовья крокодилов в устье Амазонки. И самое потрясающее – она никогда не обсуждала вчерашнюю серию «Санта-Барбары»! Методом исключения оставалось только одно занятие – она работала. Первое время Турецкого это здорово выбивало из колеи. Но когда Изида Сигизмундовна навела идеальный порядок в делопроизводстве и наладила безупречный конвейер необходимой оперативной информации, он несколько пересмотрел взгляды на жизнь и на проблемы эмансипации в частности.
Единственной ее страстью оказались безжалостно и молниеносно раскалываемые кроссворды. Турецкому пришлось около трех недель внимательно следить за секретаршей, чтобы заметить эту маленькую слабость.
Почему-то общественным мнением было решено, что эта чуть полная шатенка с россыпью веснушек на носу и немного великоватыми ушами сильно смахивает на Агату Кристи (если только кто-то видел, как выглядела знаменитая писательница), и потому за спиной Изида Сигизмундовна прозывалась «мисс Марпл». Оставалось лишь тайной, где Меркулов раскопал такое чудо.
Так вот, Турецкий стеснялся своей секретарши, когда оказывался в ситуации подобно этой. Продолжая сжимать в руке пустой стакан и лежа на чем-то жестком (на полу? на столе? Турецкий боялся открывать глаза), он услышал, как где-то рядом хлопнула дверь. Очевидно, «мисс Марпл» пришла на работу. Очевидно, начался новый рабочий день. Сейчас она зайдет навести порядок в кабинете шефа и увидит его самого в совершенно непотребном виде. Окончательное падение авторитета.
Турецкий предпринял чудовищное усилие, чтобы приподнять одно веко, и на секунду задумался: правое оно или левое? Так ничего и не решив, он открыл и второй глаз. Было темновато. Стол, на котором он возлежал (или это все-таки пол?) почему-то подпрыгнул. Или ему показалось? Турецкий смутно припомнил, что намедни у них с Грязновым все вроде бы закончилось не то землетрясением, не то… Он осмотрелся. Что за черт? Все явственно подпрыгивало, и в то же время за окном стремительно проносились темные пятна деревьев. Турецкий на всякий случай прочистил горло.
– Ну наконец-то, дядя Саша, – бодро произнес молодой и хорошо знакомый мужской голос. – Давно уже ждем-с вашей реанимации-с.
Наконец до Турецкого дошло. Это был Денис, племянник Грязнова, он сидел за рулем собственного джипа скромной марки «форд». А сам Турецкий возлежал на заднем сиденье его джипа скромной марки «форд». А раз так, то… Секундочку!
Турецкий окончательно пришел в себя и заорал:
– Какого черта? Ты что, меня украл?!
– Дядя Саша, успокойтесь, – хладнокровно сообщил Денис. – Я только выполняю приказ своего руководящего родственника, а вашего ближайшего друга.
– Какой, к лешему, приказ?! Останови немедленно!
– Именно, – не отрывая взгляда от дороги, с искренним восхищением отреагировал Денис. – Именно так! Точно! Как раз – к лешему. Как раз туда мы и едем.
– Что?!
– Охотиться. На кабана. У моего дядьки под Калугой знакомый классный егерь есть, Мишка Колчанов. Уже ждет нас.
– Да вы сдурели! Какая охота! У меня же работа, срочное дело! Останови, я кому сказал?!
– Дядя Саша, успокойтесь, ради бога. Какая может быть работа в выходные?
– В выходные?!
– Конечно. Да не волнуйтесь. Семью вашу предупредили, Ирина Генриховна не возражала, даже приветствовала, можно сказать.
Турецкий, наконец, сдался:
– Могу себе представить… Сейчас… у нас что? Вечер пятницы?
– Субботнее утро.
Турецкий глянул в окно. Действительно, рассветало. Под колесами похрустывал свежий, целинный еще снежок.
– А где сам-то, дядя твой замечательный?
– Сзади.
– В багажнике?! – ужаснулся Турецкий.
Денис укоризненно глянул в зеркальце заднего обзора: – Ну какой же здесь багажник? Сзади он едет. Хмель за рулем прогоняет.
КАТЯ
11 февраля, день
В РУОПе, на Огарева, 6, хмурый, с красными глазами и огромными волосатыми руками капитан Лихачев вот уже десять минут изучал Катино заявление о похищении Эльдара. Создавалось впечатление, что он или не умеет читать вовсе, или читает между строк.
Кабинет его выглядел весьма заурядно, чтобы не сказать типично: тесный, с обшарпанными голыми стенами, кое-где прикрытыми старыми глянцевыми календарями, видавшим виды канцелярским столом и несколькими раздолбанными стульями.
– Ну, рассказывайте, – он отложил исписанные листки и, подперев подбородок руками, устало посмотрел на Катю.
– Там же все написано.
– А я хочу еще раз послушать. – Видимо, он все-таки не умел читать.
Катя медленно и внятно изложила свою историю, стараясь не перегружать ее эмоциями. Капитан закурил и, откинувшись в кресле, разглядывал посетительницу из-под приспущенных век. Пожалуй, надежная барышня. Такая не станет визжать и бухаться в обморок при виде царапины. И говорит хорошо, толково говорит, по сути.
– Вот пленка, – закончила свой рассказ Катя и протянула руоповцу диктофон. В его огромной ладони он казался совершенно несерьезным. Лихачев нажал кнопку «play», из динамика вырывался только невнятный шелест. Он сделал погромче и поднес диктофон прямо к уху.
– Так тут же нет ничего. – Капитан разочарованно уставился на Катю.
– Перемотайте немного. Я его еще в машине включила.