Это немного противоречило образу парня, который живет по соседству, дерется с мальчишками направо и налево и флиртует с девушками, как будто он Казанова.
Наш разговор остановился. Он погладил струны своей гитары, которая, кажется, была его второй натурой, и начал петь. Услышав его голос, мое тело сразу расслабилось. Это было так странно: слушать его так открыто, не прячась за кустами, будучи искусанной насекомыми. Я не могла удержаться от улыбки. Она оставалась на моем лице в течение долгого времени, когда я качалась из стороны в сторону. Он снова пел «Спасибо», и я закрыла глаза, смакуя каждый звук, слетающий с его губ.
— Ничего себе, — прошептала я, когда он закончил.
Открыв глаза, я увидела, что он смотрит на ручей.
— Ты удивительный певец, Картер, — в конце концов, сказала я ему. Может восхищение им поможет мне пробиться через все то, что он чувствует.
Но он пожал плечами, будто это не имеет значения.
— Твой папа научил тебя играть?
Его плечи напряглись, но отсутствующий взгляд на лице остался.
— Нет, — пробормотал он, — Единственное, в чем хорош этот мудак, так это напиваться и валяться без сознания. Это была моя мама.
Его мама? Я не видела женщину возле их жилища. Я никогда не думала об этом. Но даже если он не выражал эмоций по отношению к ней, у меня на сердце стало печально. Я чувствовала тоску, исходящую от него. Это так отличалось от оптимистичного настроя, бывшего всего несколько мгновений назад.
— Она научила тебя этой песне? — мягко спросила я.
Он медленно кивнул.
— Да. «Спасибо» было последним, что она мне пела. Затем она умерла.
— Как она умерла?
Он остановился как от удара.
— Она была больна, — сказал он нечетким, напряженным голосом, и я подумала тогда, что ему было трудно об этом говорить.
— Она пела также хорошо, как ты?
Он нахмурил брови, а потом проглотил комок в горле.
— Она пела как ангел.
— Я хотела бы ее услышать.
Когда он не ответил, я тихо сказала ему:
— Моя мама тоже умерла. Мне было пять лет.
Он удивился.
— Как она умерла?
— Автомобильная авария, через минуту после того как она высадила меня возле школы. Это был дождливый день. Ее стеклоочистители не работали. Она поехала на красный свет и была сбита грузовиком.
За эти годы я часто повторяла, что тогда произошло, но я не помнила о ней много. Это размытые воспоминания, смутные сценки в моей голове, голоса, осторожно говорящие мне, что с ней стало. Я помню, что я чувствовала. Я знаю, мне было грустно. Я много плакала, когда я спрашивала о ней, люди продолжали говорить, что она ушла. Когда ушла? Я не могла понять. Но моя жизнь превратилась в вихрь после ее смерти. Я не думаю, что когда-либо останавливалась, чтобы понять, что действительно произошло. Я была отдана под опеку дяди Рассела, и это стало концом.
— Жаль слышать это, — мягко сказал Картер.
Недолго думая, я положила руку на его теплое плечо в утишающем жесте. Это произошло само по себе. Я никогда не касалась ни одного ребенка, но сейчас я чувствовала, что это правильно.
— Сожалею о твоей матери тоже, — ответила я.
Он посмотрел на мою руку, его губы слегка приоткрылись. Какое-то время было лишь молчание и вовсе не было неловко. Я была удивлена этой легкости между нами. Что-то подсказывало мне, что он хотел, чтобы я была здесь. Он хотел, чтобы я слушала не скрываясь. Потому что он был готов подпустить кого-то к своей второй стороне.
— Спой другую песню, — прошептала я ему, указывая на его гитару, — Я хочу, чтобы ты снова пел.
— Как долго? — спросил он, снова сосредоточив внимание на своем инструменте.
— Так долго, как ты захочешь.
Если бы это зависело от меня, я бы сказала, всегда.
Глава 4
После этого он проводил меня домой. Весь обратный путь мы молчали, но на этот раз мы были погружены в свои собственные мысли. Когда мы добрались до моего трейлера, я помахала ему на прощание рукой, и мы расстались. Я села на крыльцо и, не удержавшись, посмотрела на него. Он посмотрел на меня несколько раз, прежде чем исчез внутри своего трейлера, оставляя беспорядок подростковых гормонов (ну почти) позади. Я размышляла над произошедшим, жутко напевая мелодии, случайно пришедшие ко мне в голову, все время улыбаясь себе как идиотка. Все, что я продолжала слышать у себя в голове, это душевный звук его голоса. Это вызывало у меня озноб.
Не обязательно смотреть на него, чтобы любить его голос. Это не имело ничего общего с притяжением. Действительно, в свои тринадцать лет он был необычайно одаренным.