Все вышеизложенное как нельзя лучше соответствовало испытанным мной ощущениям. Когда забавы ради я шарил рукой по прелестям моей нимфы, то был весьма удивлен, обнаружив изменения в тех частях тела, которые ощупывал ранее. Ее ляжки, казавшиеся мне нежными, упругими и округлыми, стали теперь морщинистыми, дряблыми и тощими. Пристанище любви, грот наслаждений превратился в безобразную дырку, груди — в отвислые мешки, и так далее. Я не мог уразуметь, в чем же причина подобного превращения, обвинял свое ослабевшее воображение и злился на свою руку из-за обнаруженных ею перемен. Эти сомнительные открытия помешали мне совершить третью атаку. Я уже хотел в этом признаться и открыл было рот, как вдруг до моих ушей донесся шум из соседней комнаты, которую я принимал за комнату нашей почтенной экономки Франсуазы. «Ах, презренный пес! — кричал хриплый голос. — Ах ты!..» При этих словах моя душечка, которую я уже собирался снова выебать, оттолкнула меня, воскликнув:
— Боже мой! Что там происходит с нашей дочкой? Убивают ее, что ли? Пойдите-ка посмотрите.
Я не мог и слова вымолвить. Пораженный только что услышанными словами, я не понимал, где нахожусь. «Наша дочка? — мысленно повторял я, — неужели у Николь есть дочь?» Шум продолжался, а моя дама требовала, чтобы я отправился на помощь. Я не двигался с места. Моя красотка наконец потеряла терпение, подбежала к огниву и зажгла свечу. И как вы думаете, кого я увидел в свете пламени? Даму Франсуазу, эту старую каргу…
Ах! Когда я вспоминаю сей пренеприятный момент, просто каменею от ужаса, даже большего, чем когда увидел призрака. Теперь-то я понял, что зашел не в ту дверь, и готов был локти кусать от того, что был одурачен этим мерзким аббатом, или, вернее, своим нетерпением, из-за которого я не смог удостовериться, правильно ли я выбрал комнату. Я уже догадался, что господин кюре, намереваясь этой ночью совокупиться со своей любезной экономкой, уведомил ее быть готовой к танцу, что и обеспечило мне нежный прием, когда дама, приняв меня за священника, посетовала на мою медлительность и предложила заступить на пост. А святой отец, дабы сдержать данное своей красотке слово и при том избежать скандала, дожидался наступления глубокой ночи. И, заблудившись в темноте, совершил ту же ошибку, что и я, или, возможно, обнаружив открытую дверь в комнату дорогой племянницы, из заботливости решил подойти к ее кровати, где и обнаружил племянницу занятой тем, чем ей заниматься не следовало. И тогда, пораженный мыслью о бесчестье, которым девица покрыла его седины, он набросился на парочку и, ругая их последними словами, явил всю силу своего гнева.
Тем временем шум усилился. «Эй, мадам Франсуаза, летите на поле битвы: честь, любовь, любопытство, материнская нежность — все приказывает вам подчиниться. Разнимите дорогих вам врагов, чья смерть заставила бы вас терзаться от горя, но, ради всего святого, оставьте дверь открытой, чтобы я мог убежать!» Но эта гадина закрыла дверь на два оборота! Что мне делать, несчастному? Как выбираться из этой передряги? Дама Франсуаза мигом догадается, что тот, с кем она имела дело, вовсе не кюре. И уже скоро сюда должен был явиться сам кюре, и какая же гроза должна была свалиться на мою голову! Придется теперь отдуваться за всех остальных».
Вот какие мысли проносились в моей голове, пока все остальные герои приключения ругались в соседней комнате. Я попытался открыть дверь, но тщетно. Погоревав немного над своим злосчастием, я был вынужден смириться. Я обезумел, словно позабыв о том, что такова жизнь и что удача и несчастье, хорошее и плохое тесно связаны и часто следуют друг за другом. Поэтому даже будучи в отчаянии, не стоит терять веру в счастье, ведь нередко бывает, что в тот миг, когда вас охватывает гнев на жестокую судьбу, в вашей жизни наступают счастливые дни. О божественное Провидение! Именно в силу твоих разумных велений совершаются эти чудеса, и подобная переменчивость, несомненно, необходима, чтобы приводить в порядок наши чувства.
Так случилось и со мной. В тот момент, когда я, лежа под кроватью, предавался отчаянию, фортуна вновь улыбнулась мне. К шуму за стеной прибавились новые звуки — это дама Франсуаза выронила подсвечник при виде кюре, который по ее мнению остался в ее комнате. Она, должно быть, приняла его за привидение. Как мне описать эту сцену? Было бы проще, если бы я видел ее собственными глазами. Однако я был близко знаком с ее участниками, что позволяет мне почти полностью воссоздать картину.