Я так увлекся этими размышлениями, что не мог заснуть, розовоперстая Аврора уже окрасила Восток, а я все еще не сомкнул глаз. Но все же мне нужно было отдохнуть. Сон, который, похоже, подслушал мои мысли, пришел сразу же, как я перестал размышлять, и я проснулся только в середине дня. И каково же было мое удивление, когда, открыв глаза, я увидел Туанетту, устроившуюся в ногах моей кровати и, похоже, ожидающую моего пробуждения. Я побледнел, покраснел, задрожал, подумав, что мне конец. Каким-то необъяснимым образом стало известно о моем участии в ночных беспорядках и настала пора платить по счетам. Эта удручающая мысль лишила меня сил, и я рухнул на кровать.
— Так ты все еще болен, Сатюрнен, — спросила Туанетта.
Я не знал, что ей ответить.
— Его преподобие отец Поликарп собирается уезжать, — продолжала она, — и он считает, что ты вполне в состоянии сопровождать его.
При слове «отъезд» моя грусть мигом развеялась.
— Он едет?! — воскликнул я. — Но я вообще-то прекрасно себя чувствую!
Я вскочил с кровати и принялся одеваться, прежде чем Туанетта успела задуматься о столь скором переходе от печали к безудержной радости. Вскоре мы вместе с ней уже покидали дом кюре. Я был слишком счастлив тем известием, что принесла мне Туанетта, и ни капли не жалел, что ухожу отсюда. Самым большим моим горем было то, что я больше не увижу Сюзон.
Я нашел отца Поликарпа, который был рад меня видеть. Я молча снес объятия Амбруаза, поцелуи и даже слезы Туанетты. Признаться, я и сам от них не удержался. И вот я уже сижу на лошади слуги его преподобия. Прощай, папаша Амбруаз, прощай, матушка Туанетта. Ваш покорный слуга!
Мы трогаемся, едем и наконец прибываем в монастырь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Теперь я начинал новую жизнь. Благодаря обстоятельства моего рождения мне было суждено пополнить число тех преподобных сластолюбцев, а в дополнение к этому призванию я получил от матери-природы весьма благоприятствующие тому способности, которые уже начал совершенствовать.
Искренность не нуждается в похвалах, чтобы быть замеченной. Однако время от времени случаются события, выходящие за рамки обыденности. Именно о таких событиях я собираюсь вам рассказать. Я немного переживаю, что картина получилась не слишком правдоподобная и мою историю могут счесть не более чем игрой воображения, ловко использованной как приманка для доверчивых читателей. Но спешу заверить вас, что это истинная история, и напоминаю, что правдоподобие не всегда является признаком правды. И не стоит ли мне опасаться, как бы не вызвало удивления мое описание коварных, разнузданных, продажных монахов, уверенных, что человек считается порядочным, если никто не знает, что он мошенник, потешающихся над доверчивостью людей и скрываясь под маской религиозности, возводят алтарь страстям, которые эта самая религия категорически запрещает? И это не кажется чем-то необычным, это в порядке вещей. Возможно ли что-нибудь подобное? Бенедиктинцы, францисканцы, кармелиты, иезуиты и монахи из других орденов изо всех сил стараются доказать передо мной свою невиновность. Но мне ли не знать, сколько подобных историй происходит и с ними тоже?! Тысячи! Даже если они остаются покрыты тайной.
Это позволяет мне поделиться с вами некоторыми размышлениями, которые приходили мне на ум в те моменты, когда благодаря перерыву в череде наслаждений я мог остаться наедине с самим собой и погрузиться в раздумья о жизни, которую мы вели. На мой взгляд, эти мысли выглядят достаточно разумно, поскольку исходят от совершенно объективного наблюдателя-мужчины.
Так какие же свойства человеческой натуры смогли собрать за оградой монастырей столько разных людей, отличающихся друг от друга по характеру, уму и душевным качествам? Лень, распутство, низость, пьянство, ложь, потеря имущества и утрата чести.
Наивный безумец тот, кто по простоте душевной полагает, что эти святые места наполнены благочестием! Хотелось бы мне, чтобы он хоть однажды проник за стены монастыря! Он был бы потрясен совершающимися там нечестивыми таинствами, пожалел бы о своей доверчивости и понял бы, что здешние обитатели достойны лишь презрения. Я собираюсь открыть вам истинное положение вещей.