Глава 7
Вечерело, когда Линли ехал на машине по Клите-роской дороге в сторону деревни Уинсло. Мягкие солнечные лучи, меркнувшие по мере того, как день переходил в ночь, пронзал и окутавший землю зимний туман. Узкими полосами он отражался от старинных каменных построек — церкви, школы, домов и лавок, стоявших шеренгами словно на выставке ланкаширской мужественной и суровой архитектуры — и менял обычный, бурый с примесью сажи цвет зданий в охряной. Дорога под шинами «бентли» была сырая, как всегда на севере в это время года; в лучах солнца блестели лужи, которые за ночь покрывались льдом. Сейчас в них отражались небо и скелеты деревьев и кустарников. Он притормозил машину метрах в пятидесяти от церкви. Остановил на обочине и вышел на острый как нож воздух. Пахло дымом от сухих поленьев, горевших где-то неподалеку в печи. Дым спорил с другими запахами-навоза, сырой земли, гниющих листьев, которые исходили от простора полей, начинавшихся сразу за колючей живой изгородью, посаженной вдоль дороги. Он огляделся. Слева живая изгородь вместе с дорогой поворачивала на северо-восток, уступая место церкви, а потом, возможно, в четверти мили дальше, самой деревне. Справа вдалеке отдельно растущие дубы сгущались в старую дубовую рощу, над ней возвышался холм, тронутый морозом и увенчанный колеблющимся кольцом тумана. А прямо перед ним открытое поле медленно спускалось вниз, к извилистой речке, а на другом берегу снова шло кверху и заканчивалось заплаткой каменных стен. Между ними виднелись фермы, и даже на таком расстоянии Линли слышал блеяние овец.
Опершись на капот машины, он взглянул на церковь Св. Иоанна Крестителя. Как и сама деревня, церковь была простая и строгая, с шиферной крышей, украшенная только колокольней с часами и норманнскими бойницами. Окруженная кладбищем и каштанами, подсвеченная туманным небом цвета яичной скорлупы, она совсем не походила на персонаж из пьесы на криминальную тему.
Священники, в конце концов, обычно бывают второстепенными действующими лицами в драме жизни и смерти. Им отводится роль утешителя, советника и генерального посредника между кающимся грешником, истцом и Богом. Они предоставляют услугу, возвышенную в своей важности и действенности в результате ее связи с божественным началом, но по этой же причине всегда соблюдается определенная дистанция между ними и их прихожанами, один из них, по-видимому, нарушил такую дистанцию, что и привело к убийству.
Но все же эта цепочка размышлений грешила софизмом, и Линли это понимал. Об этом говорило все, от дежурного афоризма про волка в овечьей шкуре до закоренелого лицемера преподобного Артура Диммейсдейла. Но если бы даже это было не так, Линли уже достаточно долго работал в полиции, чтобы знать, что самый невинный экстерьер — не говоря уже о самом высоком положении — вполне способны скрывать вину, грех и позор. Таким образом, если убийство нарушило мир в этом сонном уголке, вина лежит не на звездах или непрестанном движении планет, а скорее в чьем-то ожесточившемся сердце.
— Здесь творится что-то странное, — сказал утром по телефону Сент-Джеймс. — Судя по тому, что мне удалось узнать, местный констебль, вероятно, сумел избежать обращения в свой местный уголовно-следственный отдел за чем-то большим, кроме поверхностного дознания. К тому же он, кажется, крутит любовь с женщиной, которая накормила этого священника — Робина Сейджа — цикутой.
— Сент-Джеймс, но ведь там наверняка было следствие.
— Да, было. Та женщина — ее имя Джульет Спенс — призналась в деянии и заявила, что это несчастный случай.
— Ну, если дело не пошло дальше и если коронер и его жюри присяжных вынесли заключение о случайном отравлении, мы должны предположить, что аутопсия и все прочие доказательства — вне зависимости от того, кто их собирал — подтвердили ее утверждения.
— Но если учитывать тот факт, что она специалист по травам…
— Все люди делают ошибки. Вспомни, сколько смертей случается по вине, казалось бы, опытных грибников — сорвали подозрительный гриб в лесу, сварили, съели, и готово — человека нет.
— Это не одно и то же.
— Ты ведь сказал, что она приняла вех пятнистый, то есть цикуту, за дикий пастернак, верно?
— Точно. Именно с этого все и началось. Сент-Джеймс изложил факты.
Это растение не так просто отличить от ряда других представителей семейства зонтичных — Umbelliferae, сходство между родами и видами ограничивается в основном теми частями растения, которые никому не придет в голову есть: листьями, стеблями, цветками и плодом.
— Но ведь именно плод сорвали, сварили и съели? — поинтересовался Линли.
Вовсе нет, ответил Сент-Джеймс. Хотя плод не менее ядовитый, чем остальные части растения, он состоит из двух сухих полуплодиков, которые, в отличие, скажем, от персика или яблока, сухие, без мякоти и непривлекательны в гастрономическом отношении. Человек, принявший цикуту за дикий пастернак, ни за что не станет есть плод. Скорее выкопает растение и употребит в пищу корень.
— И вот мы подходим к сути, — сказал Сент-Джеймс.
…Линли вынужден был признать, что хотя приведенных фактов и немного, их все же оказалось достаточно, чтобы вызвать в нем смутную тревогу.
Он вытащил из чемодана одежду, в которой намеревался провести неделю мягкой зимы на Корфу, упаковал в него другую, пригодную для пронзительно холодного Севера, и поехал по Ml до Мб и далее по землям Ланкашира, с его безотрадными вересковыми пустошами, окутанными туманом утесами и старинными деревнями, из которых более трехсот лет назад пришла самая безобразная в его стране мода на колдовство.
Роули, Блэко и Пендл-Хилл были не очень удалены как на местности, так и в памяти от деревни Уинсло. Недалеко находился и Боулендский Трог, по которому двадцать женщин брели на муки и смерть в Ланкастерский замок. Исторический факт, что гонения поднимали свою зловещую голову чаще всего там, где возрастала социальная напряженность и для разрядки требовался козел отпущения. Линли невольно подумалось, вызвала ли напряжение в деревне смерть викария от рук женщины.
Он отвлекся от созерцания церкви и вернулся в свой «бентли». Включил зажигание и музыку, которую слушал в дороге. «Реквием» Моцарта. Его мрачное сочетание струнных инструментов с деревянными духовыми, сопровождающими торжественную басовую интонацию хора, вполне соответствовало ситуации. Он снова вывел машину на дорогу. Если не ошибка убила Робина Сейджа, тогда что-то еще, и факты часто заставляют предположить, что убийцей было что-то другое. Как и у растения, этот вывод рос из корня.
— Цикута, он же вех пятнистый, отличается от других представителей семейства зонтичных своим корнем, — объяснил Сент-Джеймс. — У дикого пастернака один стержневой корень. У веха пятнистого пышный корневой пучок.
— Но разве нельзя предположить, что именно у этого конкретного растения был только один корень?
— Это возможно, да. Как и дикий пастернак может иметь свою противоположность: два или три боковых отростка, что с точки зрения статистики маловероятно, Томми.
— И все-таки нельзя сбрасывать со счетов.
— Согласен. Но если бы даже это конкретное растение имело подобного рода аномалию, имеются и другие характеристики подземной части корневища, которые непременно насторожили бы знающего травы человека. На продольном разрезе корневища цикуты видны узлы и междоузлия.
— Наука, Саймон, — не мое поле. Выведи меня оттуда.
— Извиняюсь. Думаю, их можно назвать камерами. Они полые, с перегородками из сердцевинной ткани, проходящими поперек полости.
— И у дикого пастернака нет таких камер?
— И он не выделяет желтую маслянистую жидкость при надрезе стебля.
— Но зачем ей надрезать стебель? Тем более делать продольный разрез?
— Согласен, незачем. Эти мои доводы, конечно, сомнительны. Но как она могла удалить корень — пусть даже аномальный, единственный, — не разрезав каким-то образом корневище? Если просто отрезать корень от стебля, выступит это самое желтое масло.