— А мистер Спенс был опрошен?
— Такового не существует.
— Понятно.
Констебль опустил глаза:
— К нашим с ней отношениям это никакого отношения не имеет.
— Но осложняет дело. Вы это прекрасно понимаете.
— Это не было убийство.
Сент-Джеймс, сидя в кресле, подался вперед:
— Почему вы так уверены?
— У миссис Спенс не было никакого мотива. Она не знала этого человека. Они встретились только в третий раз. Он пытался уговорить ее посещать церковь. И хотел поговорить насчет Мэгги.
— Мэгги? — спросил Линли.
— Ее дочки. У Джульет возник с ней конфликт, и викарий вмешался. Хотел помочь. Стать посредником между ними. Дать совет. Вот и все. Неужели ради этого стоило вызывать криминальную полицию, чтобы они прочли ей лекцию об осторожноети? Или вы предпочли бы сначала выяснить мотив?
— Средства и возможности — мощные индикаторы сами по себе, — заметил Линли.
— Все это слова, и вам это известно, — вмешался старший инспектор.
— Па-Отец Шеферда отмахнулся от него рукой, державшей стакан с хересом.
— Я получаю средство к убийству каждый раз, когда сажусь за руль своей машины. У меня возникает возможность, когда я нажимаю на педаль. Что это будет, убийство, инспектор, если я наеду на человека, вынырнувшего перед капотом моей машины? Нам нужно будет звонить в криминальный отдел или мы расценим это как несчастный случай?
— Па…
— Если это ваш аргумент — и я не могу отрицать в данный момент его логичность, — почему тогда в расследовании все-таки участвовал криминальный отдел в вашем лице?
— Потому что у него связь с этой женщиной, вот почему. Он хотел моего присутствия, чтобы я подтвердил, что он сохраняет свой рассудок ясным. Он и сохранял его. Каждый момент.
— Каждый момент, когда вы здесь находились. Но по вашему собственному признанию вы присутствовали не на каждом допросе.
— Черт побери, мне этого не…
— Па, — перебил его Шеферд и продолжил уже более спокойно: — Когда Сейдж умер, картина складывалась очень скверная. Джульет знает травы, и трудно было поверить, что она не могла отличить цикуту от дикого пастернака. Но случилось именно это.
— Вы уверены? — спросил Сент-Джеймс.
— Конечно. Она и сама заболела в ту ночь, когда умер мистер Сейдж. Вся горела. Ее несколько раз рвало. Неужели вы станете меня убеждать, что, без самого веского мотива на свете, она стала бы есть самый страшный из природных ядов, чтобы выдать убийство за несчастный случай? Цикута — не мышьяк, инспектор Линли. Против него не вырабатывается иммунитет. Если бы Джульет хотела убить мистера Сейджа, она, черт побери, не пошла бы на такую глупость, не стала бы есть цикуту. Ведь она могла умереть. Ей просто повезло, что она выжила.
— Вы точно знаете, что она была больна? — спросил Линли.
— Я там был.
— За обедом?
— Потом. Я заехал к ней.
— В какое время?
— Около одиннадцати. После своего последнего патруля.
— Зачем?
Шеферд проглотил остаток спиртного и поставил стакан на пол. Затем снял очки и несколько мгновений протирал их рукавом фланелевой рубашки.
— Констебль?
— Скажи ему, парень, — вмешался старший инспектор. — Пусть успокоится.
Шеферд пожал плечами и нядел очки.
— Хотел убедиться, одна ли она. Мэгги ушла на ночь к своей подружке… — Он вздохнул и переступил с ноги на ногу.
— Вы подумали, что Сейдж мог бы заниматься тем же самым с миссис Спенс?
— Он был у нее три раза. И я заподозрил ее в измене, хотя не имел ни малейших оснований. А вот заподозрил, и все. Конечно, гордиться тут нечем.
— Возможно ли, констебль, чтобы она стала его любовницей после столь короткого знакомства?
Шеферд взял стакан, увидел, что он пустой, и поставил обратно. На софе звякнула пружина — это пошевелился старший инспектор.
— Возможно, мистер Шеферд?
Очки констебля сверкнули огнем, когда он поднял голову и встретился взглядом с Линли.
— На такой вопрос трудно ответить. Особенно если любишь женщину. Согласны?
В этих словах была правда, Линли не мог ее не признать. Больше правды, чем он думал. Люди все время разглагольствуют о добродетели доверия. А многие ли из них действительно живут доверием, без сомнений, которые селятся подобно беспокойным цыганам где-то на краю их сознания.
— Насколько я понял, когда вы приехали, Сейдж уже ушел? — спросил он.
— Да. Она сказала, что он ушел в девять.
— Что она делала?
— Лежала в постели.
— Ей было плохо?
— Да.
— Но она вас впустила?
— Я стучал. Она не отвечала. И я вошел.
— Дверь была не заперта?
— У меня есть ключи. — Он заметил, как Сент-Джеймс быстро взглянул в сторону Линли, и добавил: — Она мне их не давала. Я получил их от Та-унли-Янга. Ключи от коттеджа, Коутс-Холла, всех построек. Он там хозяин. Она просто присматривает за территорией.
— Ей известно, что у вас есть ключи?
— Да.
— В качестве меры предосторожности?
— По-видимому.
— Вы часто ими пользуетесь? Во время вашего вечернего объезда?
— Как правило, нет.
Линли увидел, что Сент-Джеймс задумчиво смотрит на констебля, сдвинув брови и выставив вперед подбородок.
— Немного рискованно было, согласитесь, входить вот так ночью к ней в коттедж. А вдруг вы застали бы ее в постели с мистером Сейджем?
У Шеферда напряглись скулы, но он искренне ответил:
— Тогда бы я сам его убил.
Глава 8
Первые четверть часа Дебора провела в церкви Св. Иоанна Крестителя. Она прошла по центральному проходу к алтарю, проводя пальцем в перчатке по завиткам, украшавшим каждую скамью. По другую сторону кафедры одна из них была сделана в виде ложи и отделена от остального пространства воротами из колонн в виде ячменных леденцов, на каждой колонне, на маленькой бронзовой табличке виднелись почерневшие буквы «Таунли-Янг». Дебора подняла щеколду и вошла внутрь, удивляясь, что есть люди, которые поддерживают неприятный стародавний обычай отгораживаться от тех, кого считают ниже себя по социальному положению.
Она села на узкую скамью и огляделась. Воздух здесь был спертым и холодным, изо рта шел пар, когда она выдохнула, он превратился в белый шар, а потом рассыпался будто облачко на ветру. Рядом, на колонне висела доска с гимнами, которые пели во время предыдущей службы. Номер 388 был верхним, и она почему-то открыла лежащий на скамье молитвенник и прочла:
После чего ее взгляд упал на
К горлу подступил ком.
Она уставилась на эти слова, будто они были написаны как раз для нее. Что было не так. Что было не так.
Она захлопнула книгу. Слева от кафедры на металлическом стержне висел флаг, она рассмотрела и его. На вылинявшем синем поле было вышито желтыми буквами «Уинсло». Под ним нашиты буквы «Церковь Св. Иоанна Крестителя», из некоторых букв торчали пучки ниток, словно снег на колокольне или на циферблате. Ей стало любопытно, в каких случаях вывешивают этот флаг, видел ли он когда-нибудь свет дня, сколько ему лет, кто его сделал и зачем Ей представилась пожилая прихожанка, придумавшая рисунок, работавшая иглой во славу Божию, делая приношение месту Его поклонения Долго ли она трудилась? Какие нитки она взяла для букв? Помогал ли ей кто-нибудь? Знал ли кто-нибудь об этом? Хранит ли кто-то из прихожан историю этой церкви?
Такие вот игры, подумала Дебора. Какими усилиями она держала свой рассудок? Насколько важно ей было ощутить покой, который приносило посещение церкви и общение с Богом.
Она пришла сюда не ради этого. Она пришла, потому что прогулка в конце дня по Клитероской дороге вместе с мужем и его ближайшим другом, ее бывшим любовником, отцом ее ребенка, которого она могла бы родить — и никогда бы не родила, — показалась ей лучшим способом избежать ощущения, что ее предали.