Ник повернул голову, щурясь на свет.
— Прости, — сказал он.
Мистер Уэр взорвался:
— Что значит «прости»? Ты понимаешь, что вторгся на чужую территорию? Что хозяева могли вызвать полицию? О чем ты думал? И что собирался делать с этой девочкой?
Ник переминался с ноги на ногу и молчал.
— Ты весь грязный. — Мистер Уэр направил на сына фонарь. — Боже милостивый, ты только посмотри на себя. Настоящий бродяга.
— Нет, пожалуйста, — воскликнула Мэгги, вытирая нос рукавом. — Ник не виноват. Это я. Он только помогал мне.
Мистер Уэр прокашлялся и выключил фонарь. Фермер сделал то же самое. Он стоял чуть в стороне, направив луч в их сторону, а сам поглядывал в окно.
— Ну-ка, марш в машину, оба, — приказал мистер Уэр.
Фермер подобрал с пола одеяла и вышел за ними.
Собаки крутились вокруг старенькой «новы» мистера Уэра, нюхая шины и землю. На доме горели наружные фонари, и при их свете Мэгги впервые посмотрела на свою одежду. Она вся была в грязи. В некоторых местах виднелись следы лишайника, оставшиеся, когда она перелезала через стены. На подошвах комки навоза. Она еще сильнее зарыдала. О чем только она думала? Куда они могли пойти в таком виде? Без денег, без еды, без теплой одежды?
Она вцепилась в руку Ника, когда они брели к машине.
— Прости, Ник, — рыдала она. — Я во всем виновата. Так и скажу твоей маме. Ты не хотел ничего плохого. Я ей все объясню.
— Залезайте в машину, — проворчал мистер Уэр. — Потом разберемся, кто в чем виноват. — Он открыл дверцу и сказал фермеру: — Я Френк Уэр. С фермы Скелшоу возле Уинсло. Я заплачу, если эта парочка нанесла вам какой-то ущерб.
Фермер кивнул, но ничего не сказал. Он шаркал по грязи и, казалось, с нетерпением ждал их отъезда, только прикрикнул на собак, когда открылась дверь фермерского дома. В рамке света там появилась девочка лет шести, в ночной рубашке и шлепанцах.
Она засмеялась и замахала рукой.
— Дядя Френк, — крикнула она, — почему вы увозите Ника? Пускай он переночует у нас, пожалуйста! — Ее мать бросилась к ней и утащила прочь, бросив виноватый взгляд в сторону машины.
Мэгги резко остановилась и повернулась к Нику. Потом перевела взгляд на его отца и фермера. Впервые она обратила внимание на их сходство — на одинаково растущие волосы, только разного цвета, на носы с утолщением на переносице, на посадку головы. И тут увидела остальное — собак, одеяла, направление, в котором они шли, настойчивое предложение Ника отдохнуть именно на этой ферме, то, как он стоял у окна и ждал, когда она проснется…
Мэгги словно замерла, ей даже показалось, будто ее сердце перестало биться. Лицо ее оставалось мокрым, но слезы исчезли. Она споткнулась, ухватилась за ручку «новы» и почувствовала, как Ник подхватил ее под руку. Его голос доносился откуда-то издалека, за тысячи миль отсюда: «Пожалуйста, Мэгги. Я не знаю, что еще…» Больше Мэгги ничего не слышала, она была словно в тумане. Залезла на заднее сиденье, увидела под деревом груду старого шифера и сосредоточила на ней внимание. Куски были намного больше обычных и напоминали надгробья. Она стала их считать и насчитала дюжину, когда машина просела от веса мистера Уэра. Ник тоже сел в машину — рядом с ней. Он смотрел на нее, но она продолжала считать — тринадцать, четырнадцать, пятнадцать. Зачем дяде Ника так много шифера? И почему он держит его под деревом? Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать.
Отец Ника опустил стекло в дверце.
— Ладно, Кев, — спокойно сказал он. — Все в порядке, верно?
Фермер подошел к машине и облокотился на нее. Он сказал Нику:
— Прости, парень. Мы не могли удержать в постели девочку, когда она услышала, что ты здесь. Она ведь обожает тебя.
— Ладно, все о'кей, — буркнул Ник
Его дядя шлепнул на прощанье ладонями по дверце, кивнул и отошел от машины.
— Эй, дурашки, — крикнул он собакам. — Ну-ка, марш в сторону.
Машина сделала круг во дворе, повернула и направилась к дороге. Мистер Уэр включил приемник.
— Что хочет послушать молодежь? — мягко спросил он.
Мэгги затрясла головой и уставилась в окно.
— Что хочешь, па. Не имеет значения, — сказал Ник. Эти слова окончательно отрезвили Мэгги. В них была правда: Ник нерешительно коснулся ее руки. Она поморщилась.
— Извини, — тихо прошептал он. — Я не знал, как поступить. Ведь у нас не было денег. Мы не знали, куда идти. Я не мог придумать ничего другого.
— Ты говорил, что знаешь, как мне помочь, — мрачно сказала она. — Вчера вечером.
— Но я не думал, что так… Мэг, послушай. Я не смогу заботиться о тебе, если не буду ходить в школу. Я хочу выучиться на ветеринара. И тогда мы будем вместе. Но я Должен…
— Ты лгал.
— Нет!
— Ты позвонил своему папе из Клитеро, когда ходил покупать еду. Ты сказал ему, куда мы идем. Разве не так?
Он промолчал. А молчание — знак согласия. Мэгги продолжала смотреть в окно. Каменные стены сменились живыми изгородями. Фермерские земли — полями. На вересковых пустошах к небу поднимались холмы, словно ланкаширские черные стражи.
Вместе с приемником мистер Уэр включил печку, но Мэгги дрожала от холода. Он был у нее внутри. Никогда больше ее не согреют лживые обещания Ника.
Кончилось все тем же, чем и началось, — ее матерью. Когда мистер Уэр въехал во двор Коутс-Холла, дверь коттеджа открылась и появилась Джульет Спенс.
— Мэг! — прошептал Ник. — Подожди! — Но она распахнула дверцу. Голова раскалывалась, ноги не слушались.
Она слышала, как подошла мама, стуча ботинками по камням. Она ждала. Чего — сама не знала. Гнева, нравоучений, наказания. Но теперь ей все равно.
— Мэгги? — Голос Джульет звучал необычно глухо.
Мистер Уэр принялся объяснять. До Мэгги долетали обрывки фраз: «отвел ее к дяде… немного прошлись пешком… голодная, думаю… устали как черти… Ох уж эти дети. Порой не знаешь, что с ними делать…»
Джульет кашлянула:
— Не знаю, как благодарить вас… Френк.
— Не думаю, что у них были дурные намерения, — сказал мистер Уэр.
— Разумеется, — согласилась Джульет. — Я уверена.
Машина дала задний ход, развернулась и поехала по разбитой дороге. Мэгги не в силах была поднять голову.
Веки словно налились свинцом. Почувствовав ласковое прикосновение к волосам, она испуганно отпрянула.
— В чем дело? — спросила мать, охваченная тревогой.
Мэгги ничего не могла понять. Ведь самое худшее уже произошло: она снова с матерью, спасения нет. Глаза ее затуманились слезами, она с трудом сдерживала рыдание.
— Пойдем в дом, Мэгги, холодно. Ты вся дрожишь, — сказала Джульет и направилась к коттеджу.
Мэгги подняла голову. Ник уехал, мама уходит. Ей не на кого больше надеяться. У нее нет пристанища, где можно отдохнуть. Она зарыдала. Мать остановилась.
— Поговори со мной, — сказала Джульет. Голос ее дрогнул. — Расскажи, что случилось. Почему ты убежала. Мы не сможем вместе жить, пока ты не расскажешь.
Мать стояла на ступеньке, Мэгги — во дворе. Но девочке казалось, что между ними расстояние во много миль. Она хотела подойти ближе, но не решалась. Она не видела лица матери и не могла понять, что та задумала. Что означает дрожь в ее голосе — боль или ярость.
— Мэгги, милая, давай поговорим, прошу тебя. Умоляю!
Беспокойство матери было искренним, и сердце Мэгги болезненно сжалось. Она всхлипнула:
— Ник обещал, что будет обо мне заботиться, ма. Что любит меня, что я необыкновенная, что мы с ним созданы друг для друга, но он врал, сказал отцу, чтобы он приехал за нами, а от меня это скрыл, а я думала… — Она зарыдала. Но это не было единственной причиной ее страданий. Просто она поняла, что теперь ей некуда идти и некому верить. А ей так нужна была опора, так нужен был дом.
— Мне так жаль тебя, милая.
И столько искренности и доброты было в этих словах, что Мэгги стало легче рассказывать дальше.
— Он притворился, что укротил собак, что нашел хорошие одеяла и… — Слова вырвались бурным потоком. Лондонский полицейский, разговоры после школы, шепот, сплетни. И наконец: — Я очень испугалась.