С рождения Гелиодора была предназначена Солнцу и только его, повзрослев, полюбила. Лишь ему она яро служила, ему поклонялась - и тронула страсть его беспощадное сердце. Утром однажды, когда божества поцелуи не испепеляют, а лишь распаляют желанье, этот всевластный любовник на ложе сошел к сонной деве. Ежели б кто видеть мог это слиянье, ему б показалось, что лучик касается Гелиодоры… Ей он открыл в миг любви свое древнее имя. Савитар [23] звали его на наречье еще боле пра-прежнем, нежели даже язык Атлантиды, Эллады, Египта. Сей прародитель богов, что круг небес заселили, щедр был и к кругу земному!..
Минули сроки - и родила Гелиодора… ракушку! Всю золотую, как солнце, розовую, словно улыбка зари, порфиролу! Сердце у Гелиодоры взыграло. Она-то мечтала богиню родить или бога! Слов нет, красива ее порфирола, но что же с ней делать?! И, чтоб утаить от подруг, от родных, от соседей плод сей, унесла мать ракушку на берег и скрыла под камнем тяжелым. Слезами умылась - и в дом свой вернулась, а с последним лучом заходящего солнца явился к ней Савитар, вечный, единый судья деяний и явных и тайных, и рек:
– Женщина, видишь теперь, что немудры и великие боги. Наверное, тучи мой взор застилали, когда я в тебе разглядеть попытался любовь, силу, разум - и сердце. Знай же: ты породила богиню, праматерь существ, что хранить станут эту планету, словно родное дитя. На перекрестье веков будут гибнуть они молчаливо, без стона, без мести - ведь ты погубить возмечтала свою порфиролу. Ты обрекла их усилия на пораженье своим малодушием! Вечно беречь суждено им людей, лишь недобро получая в награду от смертных. Те же охотно помощь и благо станут от них принимать. Но неизвестно будет, однако же, людям, что судьбы их рода сплетены с судьбой дочерей Порфиролы! Погибель любой из них беды на род человечий обрушит: землетрясенья, вулканов плевки, пожары или же наводненья… Не будет знать человек, зло им чинящий, что судьбину собратьев своих он крушит и ломает - сквозь наслоенья времен. Лишь тогда вновь на Землю век золотой воротится, когда двое из смертных, не уговоривших друг с другом, примут бремя спасенья самой Порфиролы - и всех ее дочерей. Лишь тогда я заклятье сниму с человечьего рода!
Изрекши пророчество то, Савитар милосердный беспамятства тьмой Гелиодору окутал - и с нею простился навеки. Простимся же с нею и мы! Судьба ее дальше сложилась счастливо. Она вышла замуж, детей народила обычных и, когда Мойры нить жизни ее оборвали, на берега Ахеронта сошла, так ни о чем и не вспомнив. Не помнит и ныне, блуждая в лугах асфоделей!.. Но что ж дальше было?
…Океан круг земной омывает, собою его ограничив. Посейдон океаном и всеми морями владеет. То глубины качает, то легкие волны подъемлет, понукая морских коней гиппокамфов, что влекут золотую его колесницу…
Вот как-то раз Посейдон объезжал просторы свои и владенья, подъемля трезубец, из меди отлитый Гефестом. Вдруг видит: камень у моря лежит, а из-под него текут два ручья, словно слезы струятся из глаз безустанно. Был изумлен Посейдон! Сошедши на брег, он напряг многомощные плечи и руки, камень тот разом свернув. И увидел: в песке, увлажненном слезами, раковина возлежит, подобная цветом заре, ну а формой - бутону. Знал Посейдон, что даже у юного сына его, у Тритона, который бурю, ненастье и шторм вызывает на море, такой не бывало! Поднял ее Посейдон и к устам своим чистым поднес, чтобы вытрубить гимн морю и солнцу. Но лишь только коснулся ее он устами, как девой в руках его стала находка!
Многое Понтовладыка видал на просторах сияющих водных, но не видел столь светлой и нежной красы.
– Кто ты, откройся! - воззвал дивноокий морей колебатель.
– Меня нарекли Порфиролой, - отвечала та, что в объятьях его возлежала: ее не спускал он на землю, как будто ревнуя. В эти мгновенья Киприда, что любит любовь, поглядела с Олимпа на Землю, а Эрос, без промаха бьющий, стрелу, забавляясь, пустил в Посейдона. И содрогнулись глубины морские! Другую стрелу с золотым опереньем необоримый мучитель метнул в сердце самой Порфиролы. И видит она: Посейдон красотою равен молнилюбивому Зевсу! Тело его источает сиянье. Звери морские, играя, и рыбы, танцуя в глубинах, ему выражают покорность. Солнце само в зеркала его - воды с наслажденьем глядится!
Покуда взорами двое влюбленных менялись, ветры утихли, гульливые волны уснули… Сон многосладкий владел и самой Амфитритой, морского царя темнокудрой супругой… ну а царь Порфиролой владел. И воззвал Посейдон в истомленье любовном: - Если бы смертным родился, не страшно мне было б, коль ложе с тобой разделил, спуститься в жилище Аида! - И я бы того не страшилась, - ему поклялась Порфирола в плену поцелуев.
О горе! Слова те услышаны были!..
Их уловил обитатель глубин сокровенных, владыка Кокита, Ахеронта, Леты и Стикса, хозяин бескрайних просторов подземных - неумолимый и мрачный Аид. Узревши красу Порфиролы, огненноокий ею пленился - и порешил обладать давшей неосторожную клятву. И отправил Аид на поверхность своих слуг, и рабов, и прислужников верных: эриний, ламий, Гекату, лемуров крылатых - кошмары, что смертных терзают и мучат. Думал Аид Посейдона навек устрашить - и забыть Порфиролу заставить. Однако Понтовладыка этих посланцев одним мановеньем низверг, обратив их большими камнями. И рек Порфироле:
– Милая сердцу, тобой я желал бы владеть от заката до утра, чтобы от зарождения света до вечера нам не расставаться бы тоже. Однако, увы, каждого жребий влечет на иные дороги… Я помогу тебе скрыться от мрачных объятий Аида - ты ж не забудь меня в странствии вечном своем, ко мне иногда посылай наших детей - и сама, мое счастье, ко мне нисходи, чтоб вновь жизнь вдохнуть в мое сердце и тело. Помни: земли берегись. Да хранят тебя воды - и небо!
Со словами такими, с прощальным своим поцелуем Посейдон морскою волной обернулся - и, вознесшись в небесные выси, туда же любимую поднял. Там, в небесах, дочерей родила Порфирола. И они, словно сонмы любящих глаз, ночами глядят на морского владыку…
Поскольку дана ей природа двойная, долго жить без воды Порфирола не в силах. Смертью грозит ей безводье… Не раз и не два Порфирола спускалась в глубины. И тогда Посейдон образ богов иных времен и народов из озорства принимал - и страсть их снова кипела, новые сказки рождая. Но Порфиролу лишь под водой и на небесах ожидало блаженство. Стоило же на земле невзначай очутиться или с земными людьми, а не с богами вступить в разговор, как простирал к ней лапы злые бессмертный Аид…
– Маргаритана, позволь мне наречь тебя дочерью ныне. Ты же Меттер меня назови. Много в лоне моем дочерей зачиналось. Окутали землю лаской, любовью, заботой те, кого я носила, рожала. Не зря древле их называли словом "косметор" [24]. Не вечны дети мои, средь Косметоров лишь я бессмертна. Недаром зовут меня Атенаора! Бессмертие - дар, коим меня одарил мой отец, златокрылое Солнце. А второй дар - уменье найти средь людей Хранителей Света.
Ведь Аид не оставил замыслов черных. Долго искал он в веках, кто возродил бы ему умерщвленных эриний и прочие ужасы мрака. И наконец-то нашел. Сей человек был виновником гибели Археанессы - так меж людей дочь мою называли в стране, откуда я родом. Смерть ее стала гибелью этой страны… То злодеяние безмысленно было. Но, повзрослев, человек на иное злодейство решился, чтобы удачи достигнуть. Удачу Аид даровал, а взамен упросил возродить своих слуг. О, велика измышления сила! Вновь лютуют вороги злые мои. И торжествует Аид, полновластный владыка ушедших от жизни стоцветной. И сейчас сквозь века вновь прорастают смерти моих дочерей, расцветают страданья мои и мученья. Если б ты видеть могла, как стягаются вкруг меня чары Аида, как отводит глаза он Хранителям Света - немного их на земле, но только от них ожидаю теперь я спасенья.
Всех во Вселенной живущих пламя одно согревает - Любовь. Хранители Света - те, кто достойны принять на себя бремя охраны Любви. Увы! Рождаются люди, даже не зная о светоносном своем назначенье, без жажды его воплотить…
Атенаора Меттер Порфирола умолкла, устремляя говорящий взор свой на Маргаритану, а та стояла недвижно.