Это звучало немного параноидально, но Рик ничего не сказал. Картины по номерам эти энтузиасты воспринимали очень серьёзно.
— Что же я сделал — вломился в «Шервин-Уильямс».[2] Мой друг, который там работал, собирался уволиться, поэтому однажды ночью отключил сигнализацию, оставил заднюю дверь открытой, и я использовал их анализатор, чтобы подобрать эквивалент красок, которые у меня уже были, и смешать их вместе. Я получил по пинте каждой.
Рик почувствовал слабый проблеск надежды:
— Что-нибудь осталось?
— Нет. Я израсходовал их и обменял. Кроме того, все наборы разные. Это ты должен знать. — Голос Билла наполнило презрение.
— Но она подошла? Обычная краска из магазина?
— Да, — Билл заколебался. — Ну, типа того. Можно было сказать, что за картина должна быть, но получалось… не совсем точно. — Последовала пауза. — Вот почему эти придурки вышвырнули меня из своего «Тайриз»-клуба. Вот почему я больше не могу меняться с ними или получать копии.
— Но цвета получались достаточно точными, верно?
— Верно, верно. Если у тебя есть немного нужной краски, даже засохшей, это оборудование может проанализировать её и скопировать.
У Рика сердце оборвалось. Образцов красок с девятого по шестнадцатый у него не было. Он все ещё предполагал, что это были красные, оранжевые и жёлтые, но понятия не имел, какие именно. Хотя… если ему удастся связаться с Джонни и Пралликс. Может они знают.
Нужно добавить шесть капель крови.
Нет.
Рик снова решил отказаться — для него весь этот фанатизм был чересчур — и коротко попрощался с дядей Джоша. С Рика достаточно, он завязал, хватит.
Но на следующий день, проверяя в офисе электронную почту перед работой, Рик наткнулся на сообщение с заголовком «Краски «Тайриз» 1продажа». Оказалось, что кто-то в Делавэре продавал несколько разных наборов. Список был разнесён по номерам, и вечером, когда Рик вернулся домой, он увидел, что полный набор красок для его набора можно купить за четыреста долларов.
Даже притворяясь, что обсуждает сам с собой все «за» и «против», Рик знал, что купит его. Да, дорого, очень дорого, но всё же лучше, чем использовать кровь и мочу, чтобы замешивать краски самому.
Мамину картину нужно закончить.
Краски прибыли меньше, чем через неделю.
Процесс рисования оказался гораздо сложнее, чем предполагалось. От поклонников «Тайриз» приходили послания, и, хотя Рик ни на одно из них не отвечал, он читал все сообщения, благодарный за множество полученных советов. Хотя кисть из коробки была засохшей и бесполезной, он проигнорировал фанатиков, которые говорили, что нужно найти оригинальную кисть «Тайриз», либо, преодолевая невероятные крайности, сделать точную копию. Вместо этого Рик вернулся в магазин хобби и просто купил обычную кисточку, из тех, что используются для раскрашивания моделей.
Но пронумерованные области на доске часто были настолько малы и так хитро расположены, что их закрашивание действительно требовало большого мастерства. Поначалу Рик сделал несколько ошибок и, запаниковав, вытирал краску влажным бумажным полотенцем, прежде чем она высохла (как предлагали многие), убедившись, что дерево было полностью чистое, чтобы его цвета не были испорчены.
Он работал над картиной каждый вечер, понемногу затягивая процесс, поскольку не хотел, чтобы он заканчивался. Это занятие заставило Рика почувствовать себя ближе к матери, и, хотя он начал работу с нижней правой части доски, его внимание было сосредоточено на маленьком голубом пятне в правом верхнем углу; на участке неба, который нарисовала его мама. Рик одновременно желал и страшился того дня, когда нарисует последний переход, соединяющий его работу с её.
Этот день наступил раньше, чем ему хотелось. На самом деле, Рик уже окунул кисть в синий номер два, когда понял, что на дереве больше нет незакрашенных мест, не осталось контуров, которые можно было бы заполнить. Рик закончил и, желая продлить это мгновение, он помыл кисточку, закрыл краски и сполоснул руки, прежде чем взять картину и посмотреть на неё.
Хотя Рик уже несколько дней был близок к завершению, его глаза, или мозг, или они вместе почему-то не могли понять смысл картины или увидеть её полностью. Рик воспринимал не картину в целом, но лишь отдельные элементы. Или, может, только их он хотел видеть. Но теперь Рик видел все целиком: унылый бесплодный пейзаж; картину, настолько лишённую жизни и надежды, что даже её созерцание делало существование бессмысленным, а самоубийство казалось не самой плохой альтернативой.