А тем временем догорел последний свет дня. Некоторые старики все еще сидели на пороге своих домов, задремав либо просто глядя в пространство, а кое-кто вернулся в дом. Улица опустела. От виноградников на холмах, окружавших деревню, доносился плач шакалов, из усадеб отвечали им гневным лаем собаки. Глухой одиночный выстрел потряс темноту. А дальше — только широкая река стрекота сверчков. Пролетят несколько минут, и Ада выйдет, запрет на замок почтовое отделение, направится в библиотеку. А ты появишься из тени, спросишь, как и в предыдущие два раза, можно ли проводить ее.
Правда, он не успел дочитать до конца ту книгу, которую она дала ему в прошлый раз, «Миссис Дэллоуэй», но хочет попросить еще одну, ибо конец недели собирается посвятить только чтению. Разве у него нет товарищей? Подруг? Планов повеселиться? Ну, по правде говоря, нет. Ни друзей, ни подруг. Он предпочитает одиночество, ему нравится читать и слушать музыку в своей комнате. Его одноклассники любят шуметь, любят с головой окунуться в громкую музыку, но лично он выбирает тишину. Так он скажет ей на сей раз, и она убедится, что он особенный, он другой. «Почему же, черт возьми, ты всегда должен отличаться от всех? — не раз спрашивал его отец. — Погуляй, займись спортом!» А мама каждый вечер, бывало, приходила в его комнату, чтобы проверить, сменил ли он носки. И однажды вечером он запер свою дверь. Но на следующее утро отец просто-напросто отобрал у него ключ.
Он прошелся палочкой по беленому стволу эвкалипта, а затем ладонью ощупал свой подбородок, проверяя, по-прежнему ли тот гладок, выбритый всего лишь два часа тому назад. С подбородка он перевел пальцы на щеку, на лоб и в воображении своем превратил свои пальцы в ее…
Незадолго до семи прибыл автобус из Тель-Авива и остановился перед зданием поселкового совета. Из своего укрытия за стволом эвкалипта Коби видел мужчин и женщин, выходивших из автобуса с сумками и свертками. Среди пассажиров он узнал доктора Штайнер, свою учительницу Рахель Франко. Женщины говорили о престарелом отце Рахели, вышедшем из дому за вечерней газетой и забывшем дорогу назад. Голоса их донеслись до него, но продолжения разговора расслышать он не смог, да и, пожалуй, не хотел. Потом все пассажиры автобуса разошлись, и голоса их рассеялись в пространстве. Слышалось только урчание мотора удаляющейся машины. И вновь заверещали сверчки.
Ровно в семь Ада Дваш вышла из здания почты, заперла дверь на ключ, навесила еще тяжелый замок, проверила, хорошо ли все закрыто, пересекла пустынную улицу. Одета она была в летнюю блузку и широкую юбку из легкой ткани. Коби Эзра вышел из своего укрытия и произнес мягко, словно опасаясь напугать ее:
— Это снова я. Коби. Можно мне проводить вас немного?
Ада Дваш сказала:
— Добрый вечер. Как давно ты стоишь здесь?
Коби собирался солгать, но почему-то с губ его сорвалась правда:
— Я ждал вас полчаса. Даже немного больше.
— Зачем ты ждал меня?
— Так. Просто.
— Ты мог пойти прямо в библиотеку.
— Конечно. Но мне хотелось ждать здесь.
— Ты принес книгу, чтобы вернуть ее мне?
— Я еще не закончил. Я пришел попросить еще одну на конец недели. Я закончу обе.
Так он начал беседу и рассказал ей, пока поднимались они вверх по улице Первооснователей, что он, можно сказать, почти единственный в классе, кто читает книги. Другие пристрастились к компьютеру, занимаются спортом. Девочки, да, есть несколько девочек, которые читают. Ада Дваш все это знала, но помалкивала, дабы не поставить его в неловкое положение. Он шел с нею рядом и говорил, говорил безостановочно, словно боялся замолчать хоть на краткий миг: уж тогда она точно догадается о его тайне. Но она-то уже догадалась и спрашивала себя, как не обидеть этого мальчика, но и не пробудить в нем иллюзий. Ей с трудом удавалось удержаться от того, чтобы протянуть руку и погладить его по волосам, подстриженным коротко, кроме маленького чубчика, торчащего петушиным гребешком, что придавало ему детский облик.
— Нет у тебя друзей? Подруг?
— Ребята инфантильны, а девочки не очень-то расположены к дружбе с таким, как я. — А затем вдруг он добавил: — И вы тоже не совсем такая, как все.
Она улыбнулась в темноте, поправила вырез блузки, который чуть сдвинулся на сторону. Ее большие деревянные серьги раскачивались во время ходьбы так, словно жили собственной жизнью. Коби продолжал говорить безостановочно, на сей раз — о том, что любой выдающийся человек всегда вызывает в обществе подозрение и даже презрение. В потоке его речи клокотало желание прикоснуться — хотя бы раз, невесомо, мимолетно — к женщине, идущей рядом. И он в самом деле протянул руку и почти коснулся кончиками пальцев ее плеча, но в самую последнюю минуту стушевался, сжал руку в кулак и резко опустил вниз.