Вот что другой посол Временного правительства господин Неклюдов сам рассказывает в своих «Воспоминаниях» по этому предмету[6]:
«В конце апреля 1917 года я получил от г. Милюкова, министра иностранных дел Временного правительства, телеграмму о моем назначении послом в Мадрид. Я давно был знаком с Милюковым; три или четыре раза до революции он проезжал через Стокгольм, мы подолгу с ним разговаривали, и наша беседа привела нас к полному единству взглядов на многие вопросы нашей внутренней и внешней политики…»
Господин Неклюдов, как известно, состоял в то время императорским посланником в Стокгольме.
Вот как он дальше передает свой разговор с королем испанским Альфонсом XIII после вручения ему верительных грамот:
«Король сошел с трона и, подойдя ко мне, сказал:
– В вашей речи вы были столь любезны упомянуть о помощи, которую мы имели возможность оказать вашим пленным во время войны. Позвольте мне выразить живейшее участие к другим русским пленным – я разумею его величество государя императора Николая II и его семейство. Я вас прошу передать вашему правительству мою горячую просьбу об их освобождении.
Слова короля меня глубоко тронули.
– Ваше величество, – ответил я, – разрешите мне говорить совершенно откровенно.
– Не только я вам это разрешаю, милостивый государь, но я именно этого и желаю, – сказал король.
– Вы видите перед собою, ваше величество, верного слугу русского народа, нового порядка вещей в России, но вместе с тем в силу традиций, в силу моего прошлого лицо, которое было моим государем, есть и останется для меня священным, не говоря уже о чувствах личной привязанности и симпатии, каковые я питаю к государю. Если что-либо на свете может быть сделано для спасения царя и царской семьи, ваше величество может быть вполне уверено, что я готов пренебречь моими интересами, карьерой и, пожалуй, еще большим… Таким образом, я не замедлю передать моему правительству о милостивых словах вашего величества, но прошу принять во внимание следующее: мне положительно известно, что Временное правительство только и мечтает о том, чтобы разрешить государю императору выехать за границу. Если оно этого не делает, то только из-за крайних элементов. Мое официальное вмешательство, идущее из-за границы, несомненно, раздражит эти крайние элементы, и агитация, которая будет вызвана этим выступлением, скорее может повредить несчастным тобольским изгнанникам.
Король с минуту оставался в раздумье, затем произнес:
– Разъясните мне, пожалуйста, кто, собственно говоря, стоит в данный момент во главе русского правительства?
– Ваше величество, я только что вручил мои верительные грамоты. Они подписаны князем Львовым, председателем Совета министров и контрассигнованы министром иностранных дел.
– Значит, – сказал король, – князь Львов во главе правительства. Мне говорили, что он – честный человек. В таком случае, пожалуйста, напишите от меня князю Львову и сообщите ему, как я заинтересован в судьбе императора Николая II и его семейства и что я был бы крайне счастлив, если бы мог знать, что они находятся в полной безопасности.
– Завтра же, ваше величество, я напишу князю Львову частное письмо по этому предмету.
– Да, да, – сказал король, – непременно, я вас об этом прошу…
Слова короля и выражения лица дышали искренностью и благородством. Я тотчас же подпал под его чары»[7].
От представителей Временного правительства за границей перейдем теперь к центральному ведомству. Как относились к судьбе царской семьи главари Временного правительства – господа Милюков, Керенский и князь Львов?
Судебный следователь Соколов допрашивал их по этому предмету и дает в высшей степени ценные указания.
7
Diplomatic Reminiscenses – before and during the world’s war. – 1911–1917 by A. Nekludow. – London. John Murray. Albermale str. W.