Швейк клевал носом возле телефона, когда его разбудил звонок. «Алло, алло, — услышал Швейк, — у телефона полковая канцелярия!» После этого в каком-то хаотическом сочетании последовали непонятные фразы. Под конец Швейк разобрал: «Алло, теперь ты это прочти!» — «Что прочесть?» — «Телефонограмму, дурила!» — «А я ничего не слышал!» — «Что ты себе там думаешь, образина, воображаешь, я буду с тобой тары-бары разводить! Поставь подпись: полковник Шредер, скотина! Повтори!» — «Полковник Шредер — скотина!» — «Порядок! Ладно, желаю тебе сладко дрыхнуть!» Швейк и в самом деле сладко заснул, забыв повесить трубку.
Утром, проснувшись на своей койке в ротной канцелярии, каптенармус Ванек первым делом спросил Швейка, не наболтал ли он вчера вечером чего лишнего. «В общем-то не очень. Разве только, что не совсем связно… — ответил Швейк. — Что-то вы все время толковали, что подразделение не есть подразделение, а то, что не есть подразделение, есть подразделение. Тут я вспомнил про одного фонарщика по фамилии Затка. У него между зажиганием фонарей и их гашением всегда оставалось много свободного времени. Так вот он говаривал, что у костей, в которые играют, есть грани, а потому они граненые. Я это слышал собственными глазами, когда один пьяный полицейский заместо в участок по ошибке привел меня на газовую станцию».
«Не-не, это вообще до добра не доводит, когда человек начинает философствовать, — продолжал Швейк. — Помню, много лет назад соберет нас, бывало, майор Блюгер раз в месяц и давай с нами философию разводить. И вот однажды он нас спрашивает, что мы чувствуем, когда опаздываем в казармы. А я, значит, возьми да скажи: «Осмелюсь доложить, господин майор, я, когда опаздываю, какое-то внутреннее беспокойство чувствую, страх и угрызения совести. Зато когда приходишь в казармы вовремя, то завсегда испытываешь блаженный покой, прямо какое-то внутреннее удовлетворение из тебя прет!» А майор давай орать: «Из тебя, так тебя растак, разве что только мерзкий дух прет!» И приказал меня наказать — на часок за руки подвесить!»
«Или был у нас еще лейтенант Моц. «Вы, говорит, — рекруты желторотые — чтоб вам провалиться! Вы должны отвечать точно и ясно, шпарить без запинки!» И спросил новобранца Пеха, откуда он родом. А тот возьми да и ответь: «Нижний Боусов, Unter Bautzen, 267 дворов, 1936 жителей чешской национальности, округ Ичин, уезд Соботка, школа, почта, телеграф, сахарный завод, мельница с лесопилкой и шесть ярмарок в году». Тут лейтенант к нему как подскочит и давай отвешивать одну за другой по морде! А сам приговаривает: «Вот тебе одна ярмарка, вот вторая, третья, четвертая, пятая, шестая!» С тех пор Пех был самым никудышным солдатом».
Зазвонил телефон. «Швейк, — раздался в трубке голос надпоручика Лукаша, — что слышно с консервами?» — «Так что их нету, господин обер-лейтенант!» — «Что нового?» — «Телефонограмма, господин обер-лейтенант. Я это записал: «Примите телефонограмму! Кто у телефона? Записал? Читай… или что-то в этом роде…» — «Черт бы вас побрал, Швейк! Дайте отбой!» Каптенармус Ванек, наливая себе рому из бутылки с надписью «Чернила», спросил: «А вы, Швейк, с господином обер-лейтеиантом, видно, в очень хороших отношениях?» — «Нас с ним водой не разольешь!» — ответил Швейк.
«До чего некоторые бывают обидчивые, прямо-таки ужас! — продолжал Швейк. — Еду я раз на трамвае из Высочан в центр, а в Либне в вагон садится один малый, пан Новотный. Я, конечно, подхожу к нему н говорю, что я тоже из Стражова и что в Стражове было двое Новотных: Тонда и Иозеф. Что он, видать по всему, Иозеф, тот, который подбил из ружьишка свою жену, когда она его корила за пьянство. А он возьми да и замахнись на меня! Я, само собой, увернулся, и он разбил большое стекло перед вагоновожатым. В полицейском комиссариате оказалось, что звали его вовсе не Новотный, а Доубрава, был он из Монтгомери в Америке и приехал навестить родственников».
Между тем в полковой канцелярии полковник Шредер на офицерском совещании излагал свои соображения относительно событий на позициях. На столе была разложена карта, но весь театр военных действий изгадил ночью кот, которого держали полковые писаря. Полковник был чрезвычайно близорук и офицеры с интересом ожидали, что произойдет. «Оттуда, господа, в Сокаль на Буг!» — пророчески изрек полковник Шредер и погрузил указательный палец в одну из кучек. «Что это такое, господа?» — «Wahrscheinlich Katzendreck. По всей вероятности кошачье г…, господин полковник», — вежливо ответил за всех батальонный командир капитан Сагнер. Полковник ринулся в соседнюю канцелярию, откуда послышались громовые раскаты ужасных угроз.