Через пять минут Швейк появился в штабном вагоне, таинственным жестом вызвал надпоручика Лукаша на платформу и отрапортовал: «Осмелюсь доложить, господин надпоручик, через пять, ну, самое большее десять минут я буду вдрезину пьян. Все в полном порядке, но меня накрыли лейтенант Дуб. Я им сказал, что это вода, так что мне пришлось при них вылакать всю бутылку… Но сейчас уже начинается, у меня колики в ногах пошли…» — «Пошел прочь, бестия!» — воскликнул Лукаш безо всякой злобы. Швейк осторожно забрался в свой вагон и, располагаясь на собственной шинели, сказал, обращаясь к остальным: «Однажды один человек надрался и просил, чтоб его не будили…»
В вагоне за столом расположился вольноопределяющийся Марек, заготавливавший впрок героические подвиги своего батальона. «Надо бы состряпать главку о наших павших, — сказал Марек каптенармусу Ванеку. — История батальона не должна складываться из одной сухой констатации фактов о победах, которых у меня записано наперед уже сорок две. Вы, к примеру, господин Ванек, сложите голову на берегу маленькой речушки. А вот, скажем, Балоун, тот падет совсем иной смертью, не от пули или там гранаты. Его задушит лассо с неприятельского аэроплана и при том в момент, когда Балоун будет пожирать своего обер-лейтенанта!»
Балоун в отчаянии замахал руками и подавленно проговорил: «Я же тут не при чем, это моя натура все! Вот еще на действительной было дело… съел я как-то подряд три обеда — в тот день была грудинка, а потом отсидел за это месяц! Да будет на то воля твоя, о господи!» — «Ну-с, посмотрим дальше, — продолжал Марек, перелистывая свои заметки, — «Беспримерный героизм! Наш кашевар Юрайда бросается с котлом кипящего варева на неприятеля, сея ужас и ошпаривая врагов! Доблестный кашевар умирает прекрасной смертью: он погибает от удушливых газов, которые неприятель сунул ему под нос, когда Юрайде уже нечем было защищаться. Он умирает, восклицая: «Es lebe unser Batalionskommandant! Да здравствует наш батальонный командир!»
«Если бы вас слышал Швейк», — начал было каптенармус Ванек, но Швейк в ответ на свою фамилию лишь пробормотал по-солдатски «hier!» и снова звучно захрапел. В этот момент в приоткрытые двери вагона всунулась голова поручика Дуба. «Швейк здесь?» — спросил Дуб. «Осмелюсь доложить, спит, господин лейтенант!» — ответил Марек. «Вольноопределяющийся, раз я спрашиваю Швейка, вы обязаны немедленно вскочить и позвать его!» — «Не представляется возможным, господин лейтенант, он спит». — «Разбудить его! Удивляюсь, вольноопределяющийся, как это вам сразу в голову не пришло! Нужно проявлять больше любезности по отношению к своим начальникам! Вы меня еще не знаете! Но когда вы меня узнаете…»
Вольноопределяющийся Марек начал будить Швейка: «Швейк, пожар! Вставай!» — «Когда загорелась мельница Одколка, — пробормотал Швейк, переворачиваясь на другой бок, — даже из Высочан прикатили пожарные…» — «Извольте посмотреть, — приветливо обратился Марек к поручику Дубу, — я его бужу, а он ни в какую!» Поручик Дуб взбеленился: «Фамилия? Марек?» — «Так точно, господин лейтенант, недавно я был назначен батальонным историографом». — «Но долго вы им не будете! — орал поручик Дуб, покраснев как рак. — Уж я об этом позабочусь!» Поручик Дуб в гневе удалился, забыв про Швейка…
А ведь всего минуту назад он был преисполнен намерения подозвать его и гаркнуть: «А ну, дохни!..» Когда же через полчаса поручик Дуб опять подошел к вагону, было поздно — солдатам тем временем роздали кофе с ромом. Швейк уже проснулся и выскочил из вагона, точно быстроногий олень. «А ну, дохни на меня! — рявкнул поручик Дуб. — Чем это от тебя, стервец, так несет?» — «Так что осмелюсь доложить, ромом, господин лейтенант!» — «Ага, милок, наконец-то ты мне попался», — победоносно воскликнул Дуб. «Так точно, господин лейтенант, — невозмутимо ответил Швейк, — только что нам выдали ром к кофею, и я его хлопнул сначала». Поручик Дуб ушел в полном замешательстве.
Но тут же опять подошел к вагону и рявкнул: «Запомните вы все! Придет время, вы еще у меня не так взвоете!» Оказавшись способным лишь на такое грозное обещание, Дуб направился к штабному вагону, где капитан Сагнер как раз допрашивал одного бедолагу из 12-й роты, который притащил откуда-то дверку свиного хлева, обитую жестью. Оправдывался солдат тем, что хотел-де прихватить дверку с собой на позиции на предмет укрытия от шрапнелей. Поручику Дубу это послужило поводом для большой проповеди на тему, как должен вести себя солдат. Капитан Сагнер, которому осточертела эта дурацкая болтовня, похлопал провинившегося по плечу и сказал: «Отнесите ее на место и проваливайте ко всем чертям!»