Город — чёрно-белое кино,
где цветные только светофоры.
Цвет исчез, исчез уже давно,
разбросав вокруг тугие споры.
Споры эти по весне дадут
яркие и нежные росточки,
что бегом по улицам бегут,
из души стирая заморочки.
А пока на улице зима,
графика обманутых деревьев,
и душа — безмолвна и пуста —
тихо спит, уткнувшись в крыльев перья.
В воздухе весенний запах жив…
лишь чуть-чуть… как будто понарошку…
И капель тихонечко журчит,
умывая в подворотне кошку.
Душу запах этот бередит,
разгоняя сонные виденья,
но она пока что крепко спит,
начисто забыв о вдохновеньи.
Растекаясь лужами вокруг,
тает снег на тёмных тротуарах.
Тишину превозмогает стук
об асфальт сосулек — мокрых, старых.
В чёрно-белой тишине зимы
что-то просыпается внезапно
и, разбив сиреневые сны,
душу норовит слегка царапнуть.
Питерские соборы
Петропавловский, в небо врезаясь
наподобье готических кирх,
режет небо, нутром сознавая,
что привёл Петербург в этот мир.
В окруженьи забора из пушек,
очень крепко стоит на земле,
невысокий, но очень могучий
Пребраженский (нет краше, по мне).
Видно, к балу готовится Смольный:
в бальном платье, с прямою спиной.
Залюбуешься платьем невольно,
да и гордой его головой.
И сливается с небом Никольский,
а в канале не тонущий Спас —
леденец очень яркий и скользкий,
как московский гостинец для нас.
Лондон словно вложился в Исакий,
а Казанский из Рима зашёл.
И по-питерски выражен всякий —
будь то кирха, собор иль костёл.
«Птицами мосты взмыли над Невой…»
Птицами мосты взмыли над Невой,
разбросав свои крылья,
И черёмух дух, аромат густой
в воздухе повис пылью.
Свет от куполов разрядит туман
северной седой ночи.
В сумерках на них светит лишь луна,
но зато со всей мочи.
Скоро зацветёт фонарём сирень,
и каштан зажжёт свечи,
ландышами звёзд каждый новый день
будет укрывать плечи.
Светлой ночи дух всё перевернёт
и накроет нас шалью.
Не успев зайти, солнышко взойдёт
и поманит в путь далью.
Призрак наводнения
Закрыта дамба, но вода
стремится в улицы, на волю,
и поднимается со дна
вся ярость тёмною волною.
Загнав Неву в гранитный плен,
мы сами выбирали долю,
и поднимаются с колен
Фонтанка с Мойкой и Невою.
Им вторит ветер штормовой,
холодный дождь им помогает:
снабжая ледяной водой,
людей из улиц вымывает.
Который день грозит бедой
нам штормовое наводненье.
На генном уровне порой
во сне приходят нам виденья.
В них скачет памятник на нас,
топча копытами проспекты,
водою заливает «Спас»,
мечты смывая и прожекты.
Во снах боимся мы воды
не меньше, чем огня порою.
И призрак сумрачный беды
навис над городом горою.
Город в лужах под ногами
Город в лужах под ногами.
Город-дубль. Питер 2.
Меряю его шагами,
с ним болтаю иногда.
Этот город как-то ближе,
он размыт, как акварель,
в нём дома немного ниже,
и уже почти апрель.
Город в лужах под ногами
весь изогнут, весь дрожит,
как Колбасова картинка,
возле ног твоих лежит.
Как забрать её с собою,
чтоб ни капли не пролить?
Вышить золотой иглою,
вдёрнув золотую нить?
Город в лужах под ногами
близкий и такой родной,
весь расплёсканный шагами,
город в капле дождевой.
Начало весны
Город снова графичен, как старый чертёж.
Воздух смятою калькой его накрывает.
В каллиграфии Питер всё так же хорош,
письменами над реками город всплывает.
Тонкой кистью очерчены рек берега,
тушь впитали в себя прутья каждой решётки.
Кони Клодта с Фонтанки собрались в бега,
их движенья понятны, прекрасны и чётки.
Силуэт корабля в облаках проплывёт,
львы сыграют в футбол под «Зенитовским» флагом,
и грифоны в далёкий собрались в полёт…
Я лишь мимо пройду, не спеша, тихим шагом.