С Мусоргским Гартмана связали теплая дружба и взаимное уважение. Поэтому страшная весть о скоропостижной смерти друга в 1873 году, всего через три года после знакомства, потрясла Модеста Петровича до глубины души. «Горе, горе! О российское многострадальное искусство!»— писал он П. С. Стасовой. Деликатнейший, тонко чувствующий человек, Мусоргский вспоминал последнюю встречу с другом и терзался угрызениями совести: «В последний заезд Виктора Гартмана в Петроград мы шли с ним после музыки по Фурштатской улице; у какого-то переулка он остановился, побледнел, прислонился к стене какого-то
В. А. Гартман
Здание Академии художеств в Петербурге, где в феврале — марте 1874 года была организована посмертная выставка произведений В. А. Гартмана
дома и не мог отдышаться. Тогда я не придал большого значения этому явлению... Порядком повозившись сам с удушьем и биениями сердца... я мнил, что это участь нервных натур, по преимуществу, но горько ошибся — как оказывается». «И когда я припоминаю теперь этот разговор [Мусоргский попытался отвлечь художника от мыслей о болезни.— Е. А.], мне жутко становится, что струсил я перед своею же мнительностью... Как самый штатный дурак я смотрел тогда на нашего Гартмана. Бессильный, „не будучи в помочи мощным“, пешка — вот что». Потеря друга настроила композитора на мысли о смерти вообще.
В этом же 1873 году деятельный Стасов начал хлопоты по организации посмертной выставки произведений художника. При содействии Петербургского общества архитекторов выставка была открыта в феврале 1874 года. В залах Академии художеств было выставлено почти все, что создал Гартман в течение пятнадцати лет творческой деятельности: картины, акварели, архитектурные проекты, наброски театральных декораций и костюмов, рисунки с натуры, а также эскизы оформления предметов быта — часов, канделябров, игрушек и т. д. Перечень экспонатов выставки при деятельном участии Стасова составил Н. П. Собко, секретарь Общества поощрения художеств.
Свое произведение, рожденное под впечатлением выставки в память о друге, Мусоргский первоначально озаглавил «Гартман». Лишь позже возникло название «Картинки с выставки». Конечно, очень любопытно сравнить музыкальные «картинки» Мусоргского с оригиналами Гартмана. В этом сравнении отчетливо выступает направленность мысли и фантазии композитора, становится ясно, что именно композитор увидел в том или ином рисунке.
К сожалению, сохранились далеко не все произведения Гартмана, ведь на выставке 1874 года шла распродажа произведений художника. Местонахождение большинства из них неизвестно. Потому до сих пор не исключена возможность находок в частных коллекциях. Мы сейчас располагаем очень немногим. Два рисунка Гартман еще в 1868 году сам подарил Мусоргскому. Это были зарисовки с натуры: «Еврей в меховой шапке» и «Бедный еврей (Старик)» (вариант названия — «Сандомирский [еврей]»). Стасов вспоминал, что «Мусоргский сильно восхищался выразительностью этих картинок». Они воплощены композитором в пьесе «Два еврея, богатый и бедный». Кроме этих рисунков известны еще эскизы театральных костюмов к балету Ю. Г. Гербера «Трильби» — у композитора они ожили в «Балете невылупившихся птенцов», рисунок «Парижские катакомбы (с фигурами В. А. Гартмана, В. А. Кенеля и проводника, держащего фонарь)» — у Мусоргского «Катакомбы», эскиз «Избушка Бабы-Яги на курьих ножках, часы в русском стиле»— у композитора «Избушка на курьих ножках (Баба-Яга)», и наконец, «Проект городских ворот в Киеве. Главный фасад» — у Мусоргского это «Богатырские ворота (В стольном граде во Киеве)». Конечно, остальные рисунки можно было бы мысленно восстановить по описанию гартмановских оригиналов, сделанному Стасовым для первого издания сюиты в 1886 году. Однако эти описания производились им по памяти, спустя двенадцать лет после выставки. И кроме того, при сравнении описаний Стасова с пьесами Мусоргского и данными каталога выставки становится ясно, что музыка Мусоргского оказала на слушателя сильное впечатление и произвела обратное воздействие на зрительную память: сам Стасов иногда «видел» не подлинники Гартмана, а то, что вложил в эти картины Мусоргский.
На деле же рисунки и акварели художника представляли собой большей частью обычные незамысловатые путевые наброски, привезенные из заграничных путешествий,— пейзажи, зарисовки, портреты и сценки из народной жизни разных стран.